Память света

«Я должен им помочь. Каким-то образом. Я позволил Таиму собрать их там. Я не могу взять и оставить их ему…»

— Ты все еще не уверен, — раздосадовано произнесла Кадсуане. — Ты бы рискнул собой и подверг нас всех опасности, шагнув в западню.

— Я…

— Они свободны. — Кадсуане отвернулась, намереваясь уйти прочь. — Таима с его людьми вышвырнули вон из Черной Башни.

— Что? — воскликнул Ранд, хватая ее за руку.

— Твои люди из Черной Башни освободили себя сами, — ответила Кадсуане. — Хотя, как я поняла из услышанного, их при этом здорово потрепали. Мало кому это известно. Скорее всего, королева Илэйн какое-то время не сможет использовать их в бою. Подробности мне неизвестны.

— Они освободили себя сами? — переспросил Ранд.

— Да.

«У них получилось. Или же — у Перрина».

Ранда охватило ликование, но в то же время его одолел приступ вины. Сколько из них погибло? Смог бы он их спасти, если бы пошел сам? Он уже давно знал, в какое отчаянное положение они попали, и все же оставил их на произвол судьбы по совету Морейн, настаивавшей, что это ловушка, и он не может позволить себе в нее соваться.

А теперь они из нее вырвались.

— Хотелось бы мне добиться от тебя ответа, — сказала Кадсуане, — на вопрос, что ты собирался там делать. — Она вздохнула и покачала головой. — В тебе есть трещины, Ранд ал’Тор, но придется обходиться таким, как есть.

И она ушла прочь.

* * *

— Дип был хорошим человеком, — сказал Антайл. — Он пережил падение Марадона. Он был на стене, когда она взорвалась, но выжил и продолжал сражаться. В конце концов за ним пришли Повелители Ужаса, устроив взрыв, чтобы его прикончить. В последние мгновения жизни Дип швырял в них плетения. Он умер славной смертью.

Солдаты-малкири подняли вверх кубки, присоединяясь к Антайлу, салютуя павшим. Лан поднял свой кубок, хотя и стоял вне круга людей, собравшихся возле огня. Он бы предпочел, чтобы Дип подчинился приказу. Он покачал головой и выпил вино до дна. Стояла ночь, но люди Лана бодрствовали по очереди на случай внезапного нападения.

Лан покрутил кубок двумя пальцами, вновь задумавшись о Дипе. Он понял, что не может гневаться на погибшего. Дип хотел убить одного из опаснейших способных направлять сторонников Тени. Лан не был уверен, что сам отказался бы от такой возможности, если б она ему представилась.

Люди продолжали поднимать тосты в честь павших. Это стало ежевечерней традицией и распространилось по всем лагерям Порубежников. Лан считал хорошим знаком то, что его люди начали относиться к Антайлу и Наришме как к товарищам. Аша’манов сторонились, но гибель Дипа выковала недостающее звено, уравняв Аша’манов и обычных солдат. Теперь они все заплатили кровавую дань. Солдаты увидели, как скорбит Антайл, и пригласили его сказать пару слов.

Лан отошел от костра и отправился в обход по лагерю. Добравшись до коновязи, он остановился проведать Мандарба. Жеребец держался молодцом, хоть и был серьезно ранен в левый бок, там никогда уже не будет расти шерсть; но кажется, рана заживала хорошо. Конюхи все еще вполголоса рассказывали о том, как в ночь после битвы, забравшей жизнь Дипа, раненый конь появился из темноты. В тот день многие всадники погибли или лишились своих лошадей, и очень мало последних ускользнуло от троллоков и добралось до лагеря.

Лан потрепал Мандарба по шее.

— Скоро мы отдохнем, дружище, — тихо сказал он. — Обещаю.

Мандарб фыркнул в темноту, и рядом заржало еще несколько лошадей.

— У нас будет дом, — продолжал Лан. — Тень падет, и мы с Найнив возродим Малкир. Мы добьемся, чтобы поля вновь зацвели, очистим озера. Там будут зеленые пастбища — и больше никаких троллоков, с которыми нужно сражаться. А на своей спине, старина, ты будешь катать детей. Ты проживешь остаток дней мирно, будешь есть яблоки и выбирать себе лучших кобыл.

Лан очень давно не думал о будущем с какой бы то ни было надеждой. Странно, что подобные мысли появились именно сейчас, в этом месте, в сердце этой войны. Он был суровым человеком. Порой ему казалось, что у него больше общего с песком и камнями, чем с людьми, которые вместе смеялись подле костра.

Но он сам сделал себя таким. Тем, кем должен был стать, чтобы в один прекрасный день отправиться в Малкир и отстоять честь семьи. Ранд ал’Тор пробил в его броне первые трещины, а потом любовь Найнив разбила ее окончательно.

«Интересно, догадывается ли об этом Ранд?» — подумал Лан, взяв скребницу и принявшись чистить Мандарба. Лан знал, что значит быть с самого детства избранником смерти. Он знал, что это такое, когда указывают в сторону Запустения и говорят, что там он отдаст свою жизнь. Свет, еще как знал. Ранд ал’Тор, вероятно, никогда не поймет, как они похожи.