— Я горжусь тобой, девочка, — сказала Эмис. В ее глазах — в глазах твердой, словно скалы, Эмис — стояли слезы. Хранительницы поднялись, и Эгвейн по очереди обнялась с каждой из них.
— Да осияет вас Свет, Эмис, Мелэйн, Бэйр, — произнесла Эгвейн. — Передайте остальным, что я их люблю.
— Передадим, Эгвейн ал’Вир, — ответила Бэйр. — Да обретешь ты воду и прохладу, отныне и вовек.
Одна за другой они исчезли из Тира. Эгвейн глубоко вздохнула, посмотрев вверх. Здание стонало, словно корабль в бурю. Даже сама скала вокруг нее, казалось, шевелилась.
Эгвейн нравилось это место — не Твердыня, а
— Прощай и ты, старый друг, — произнесла Эгвейн вслух. — До новых снов.
Она позволила себе проснуться.
Подле кровати, как обычно, дежурил Гавин. Они снова находились в Белой Башне, в комнате рядом с ее кабинетом. Эгвейн была полностью одета. Вечер еще не наступил, но просьбу Хранительниц Мудрости оставлять без внимания не стоило.
— Он уже тут, — тихо произнес Гавин, покосившись на дверь в кабинет.
— Тогда давай с ним встретимся, — ответила Эгвейн. Она приготовилась, встала и расправила юбку, затем кивнула Гавину, и они вышли навстречу Дракону Возрожденному.
Ранд улыбнулся, увидев ее. Он ждал в обществе двух Дев, которых она не знала.
— К чему все это? — устало спросила Эгвейн. — Будешь убеждать меня разбить печати?
— Ты стала циничной, — отметил Ранд.
— В последние два раза, что мы встречались, ты открыто пытался меня разозлить, — отметила Эгвейн. — Разве мне не следует и теперь опасаться того же?
— Я не пытаюсь тебя разозлить, — ответил Ранд. — Взгляни-ка. — Он вытащил что-то из кармана. Это была лента для волос. Он протянул ее Эгвейн. — Ты всегда так ждала, когда сможешь заплетать косу.
— Значит, теперь ты намекаешь, что я еще ребенок? — раздраженно спросила Эгвейн. Гавин успокаивающе положил руку ей на плечо.
— Что? Нет! — Ранд вздохнул. — Свет, Эгвейн. Я хочу подарить тебе что-нибудь в знак примирения. Ты для меня словно сестра. У меня никогда не было братьев или сестер. Во всяком случае, тот единственный, что есть, обо мне не знает. У меня есть только ты. Пожалуйста. Я не пытаюсь тебя рассердить.
На мгновение он, как в далеком прошлом, показался простодушным, искренним пареньком. Эгвейн позволила своему недовольству растаять.
— Ранд, я очень занята.
— Их время скоро придет, — посерьезнев, сказал Ранд. — Еще до того, как все кончится, они зададутся вопросом, почему были столь нетерпеливы, и станут с теплотой вспоминать эти безмятежные дни ожидания. — Он все еще держал ленту в руке, стиснув ее в кулаке. — Просто я… я не хотел отправляться в свой последний бой, оставив между нами только неоконченный спор, даже столь важный.
— О, Ранд, — произнесла Эгвейн. Она шагнула вперед, взяла ленту и заключила его в объятья. Свет, хоть с ним в последнее время и было нелегко, но, в конце концов, то же самое она порой могла сказать и о своих родителях. — Я на твоей стороне. Это не значит, что я сделаю с печатями то, что ты хочешь, но я
— Постой-ка, — вмешался Гавин. — У тебя что, есть брат или сестра?
— Я сын Тигрейн, — ответил Ранд, пожав плечами. — Родился после того, как она ушла в Пустыню и стала Девой.
Гавин выглядел ошарашенным, но Эгвейн знала о матери Ранда уже давным-давно.
— Ты —
— Мы братья по матери, — объяснил Ранд. — Правда, для Белоплащника это, скорее всего, мало что значит. Его отцом, как и твоим, был Тарингейл, а моим — айилец.
— Думаю, Галад тебя удивит, — тихо произнес Гавин. — Но ведь Илэйн…
— Не буду пересказывать тебе историю твоей собственной семьи, но мы с Илэйн не кровные родственники, — Ранд повернулся к Эгвейн. — Могу я на них взглянуть? На печати. Прежде чем отправиться в Шайол Гул, я хочу еще раз на них взглянуть. Обещаю, что ничего с ними не сделаю.
Она неохотно вынула их из кошеля на поясе, где обычно носила. Все еще не оправившийся от потрясения Гавин отошел к окну и открыл его настежь, впуская в комнату свет. Белая Башня по-прежнему казалась… безмолвной. Войска ее покинули, ее хозяева ушли на войну.
Эгвейн развернула первую печать и протянула ее Ранду. Она не отдаст их ему все сразу. Просто на всякий случай. Она ему верит, ведь, в конце концов, это же Ранд, но… просто на всякий случай.
Ранд взял печать и уставился на нее, словно выискивая в изгибающейся линии мудрость.
— Я их создал, — прошептал он. — Создал их нерушимыми. Но едва создав, уже знал, что когда-нибудь они все-таки падут. Все, чего он касается, разрушается рано или поздно.