Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф

богиню любви Иштар. Ее явление сопровождается танцами весталок. Героиня фильма Девушка С Гор — своего рода живой двойник Иштар, символ любви, стремящаяся спасти город. Любопытно, что в эту линию фильма включен молодой рапсод, влюбленный в Девушку С Гор. Молодой поэт в фильмах Гриффита — чаще всего двойник самого режиссера. В данном случае это подтверждается уже цитированным эпизо­дом из воспоминаний режиссера о любви молодого поэта, похожего на Эдгара По, к девушке, которую Гриффит называет «Снежный ангел» (ср. с «Девуш­кой с гор»). Гриффит вспоминает о своей возлюблен­ной: «Она несла в себе видение языческих храмов страсти <...>, храмов, увенчанных восточными гаргульями, и с нефами, украшенными вырезанными из камня фаллическими символами. Вы могли почти что видеть мужчин в темных залах храма, устремля­ющихся вперед, вперивших взгляды в большой зали­тый светом факелов помост, где древние жрицы при­нимали соблазнительные позы, кружа головы тяже­лым ароматом благовоний и мягкой чарующей музы­кой. Затем сквозь ряды любвипоклонников появля­лась сама Иштар, богиня Любви, она скользила, делая медленные завораживающие жесты, ритмически покачиваясь в такт музыке <...>, и вот ее тонкие благо­ухающие руки освобождали ее светящееся тело от серебристого покрова» (Харт, 1972:67).

Это эротическое видение затем было воспроизве­дено Гриффитом в сцене «храма любви», где вокруг алтаря танцуют в облаке курящихся благовоний полу­обнаженные жрицы Иштар. Гриффит придавал огромное значение этой сцене и во время съемок даже изгнал со съемочной площадки всех «непосвящен­ных», придавая самой съемке характер тайного свя­щеннодействия (Браун, 1973:168:172).

Символическая интерпретация образа Иштар воз­можна исходя из видения Линдзи, но этот образ прони-

188

зан и личными, сугубо субъективными переживани­ями, принимавшими у Гриффита характер сказочных видений. Иштар, конечно, символ-иероглиф, по­скольку он возникает как монументальная материали­зация прозрения. «Стройте из ваших сердец здания и фильмы, которые станут вашими личными Иерогли­фами, каждый в соответствии с вашей собственной любовью и фантазиями» (Линдзи, 1970:19), — призы­вал Линдзи⁹.

Однако в «Нетерпимости» есть некий «сверхъиероглиф», имеющий принципиальное значение для всей структуры фильма. Это знаменитое видение женщи­ны, качающей колыбель. Им начинается фильм, оно возникает после цитаты из Уитмена: «Из колыбели вечно баюкающей». Видение женщины с колыбелью многократно возникает на стыке различных линий и эпизодов фильма, объединяя их воедино.

Вейчел Линдзи сразу оценил этот кадр как «ключе­вой иероглиф» (Филлипс, 1976:197). Как иероглиф, но, как правило, неудачный, оценивали этот кадр и другие. Характерна в этом смысле критика Терри Рем-си: «Для Гриффита сцены с Лилиан Гиш, качающей колыбель, должны были означать «золотую нить», указывающую на непрерывность человеческого рода и соединяющую воедино его фугу из образов разных эпох. Но для кинозрителей колыбель — это иероглиф, означающий: «скоро родится ребенок» или «у них был ребенок»¹⁰. Он не означает непрерывности рода и не вызывает в сознании нетерпимости» (Ремси, 1926:757). Эйзенштейн, понятным образом не принимавший идею немонтажного киносимвола, пишет о Гриффите, что «он делает промах от немонтажного мышления в разработке повторности «волн времени» через пласти­чески неубедительный символ качающейся колыбели» (Эйзенштейн, 1964—1971, т. 5:169). И вновь повторяет свою негативную оценку: «...строчка Уитмена о «ко­лыбели времен» послужила Гриффиту неудачным

189

рефренным     куском    для     его     «Нетерпимости»» (Эйзенштейн, 1964—1971, т. 5:159).

Сегодня нет необходимости включаться в спор о том, удачен ли использованный Гриффитом символ. Важнее понять его значение. Гарольд Данхем так вспоминает о зарождении идеи: «Говорят, что лет за двенадцать-пятнадцать до этого Гриффит гулял с Вилфредом Лукасом, это было тогда, когда они еще вместе работали в бродячем театре. Лукас увидел жен­щину, качающую колыбель, и напомнил Гриффиту строки из «Листьев травы»: «Из колыбели вечно баюкающей...» (О'Делл, 1970:42).

Это стихотворение Уитмена, как мы пытались пока­зать выше, уже лежало в подтексте целого ряда «байографских» фильмов. В «Нетерпимости» оно исполь­зуется впрямую, как важнейший объяснительный текст к фильму. Роль женщины у колыбели Гриффит доверяет своей любимой актрисе Лилиан Гиш, что показывает, сколь большое значение он придавал этому крошечному, но повторяющемуся эпизоду. Во время съемок Уитмен сохраняет значение фундамен­тального подтекста. Карл Браун вспоминает: «мы вер­нулись в студию и сделали несколько кадров Лилиан Гиш, качающей колыбель, и все это под мелодию сти­хов Уолта Уитмена, которые Гриффит читал с боль­шим чувством <...>. Должно быть, это был один из лучших его дней» (Браун, 1973:166).