– План, который нам предстоит придумать. Мы должны уговорить моих аркантерровских родственников самим начать охотиться на Бога, а не бегать от Него.
С этими словами Крестный сорвал с дерева апельсин и куда-то зашагал. Свисавшие подтяжки били его по бедрам. Виктория не знала, что ей делать. Идти за Крестным? Остаться на месте? Напрасно она пыталась сосредоточиться: обратная дорога исчезла. Она никогда не готовила пути отступления заранее: возвращение домой происходило столь же естественно, как утреннее пробуждение.
Виктория подпрыгнула прямо под носом у Дамы-с-Разными-Глазами в надежде, что странное свойство той сможет прекратить
– Этот балбес не понимает, что он творит. А с тобой что стряслось? – обратилась она к Рыжему-Прерыжему-Добряку. – Ты что, простудился на Полюсе?
Тот не ответил. Он отвел взгляд от Балды, продолжавшего обнюхивать его башмаки, посмотрел в небо и, нахмурив густые рыжие брови, озабоченно произнес:
– Это начало конца. Или конец начала.
И тут Виктория обмерла: вокруг башмаков Рыжего-Прерыжего-Добряка копошились тени.
Другой
Шум воздуха, вырывавшегося из фена, перекрывал голос радиоприемника и стук капель дождя за окном. Во всяком случае, Офелия не слышала ни того, ни другого. Не прислушивалась она и к бурчанию стоявшей у нее за спиной механической горничной; та сушила ее непослушные кудри, монотонно твердя: «ЛУЧШЕ ГОЛОВА УЛОЖЕННАЯ, ЧЕМ ГОЛОВА НЕУХОЖЕННАЯ» и «ЕСЛИ ТРИЖДЫ В ДЕНЬ УЛЫБНЕШЬСЯ, БЕЗ ЛЮБЫХ ЛЕКАРСТВ ОБОЙДЕШЬСЯ». Офелия попыталась ей объяснить, что вполне достаточно вытереть волосы полотенцем, тем более что в комнате царила удушающая жара, но горничная не оставила ей выбора, и девушка покорилась. Лазарус наверняка вернется домой не раньше, чем через несколько недель, Амбруаз отправился работать таксвистом. В их отсутствие лучше не перечить роботам, способным при любом слове поперек выпустить сразу несколько сотен лезвий.
Вооружившись лупой, которую одолжил ей Амбруаз, Офелия сосредоточилась на почтовой открытке, полученной от крестного. Разглядывая толпу посетителей XXII Межсемейной выставки, она безошибочно узнала среди многочисленных людских фигурок старика, скрывавшего лицо за космами волос, кустистыми бровями и дремучей бородой; он подметал прогулочную галерею Мемориала. За шестьдесят лет старик ничуть не изменился. Веками он сторожил то, что осталось от древней школы, где жили Евлалия и будущие Духи Семей. Узнав его на фотографии, девушка уже не могла оторвать от него взгляд. Он, конечно, умер, испарился, но внушенный им ужас продолжал кричать в ней. Всю ночь ей снились кошмары, и пришлось несколько раз становиться под душ, чтобы смыть с кожи едкий запах страха.
«Однако для меня все кончилось благополучно», – подумала Офелия, глядя в окно сквозь сбегавшие по стеклу струйки дождя. Если бы сын Бесстрашного, разрушивший пластинку старика, помедлил еще секунду, сейчас она – в лучшем случае – пребывала бы в том же состоянии, что и Медиана. Неужели мальчишка следил за ней, надеясь, что она приведет его к убийце отца? Да, видимо, достойная смена Бесстрашному обеспечена.
Но если старый уборщик, с которым она столкнулась накануне, – продолжала рассуждать девушка, – находился в Мемориале шестьдесят лет назад, значит, он не мог быть Другим, освобожденным Офелией из зеркала. Да и потом, одно дело – пугать людей, а другое – вызывать разрушение ковчегов.
Почувствовав запах паленого, исходивший от ее собственной головы, Офелия нахмурилась.
– Думаю, сушить довольно, благодарю вас, – произнесла она, вежливым жестом дав понять, что робот может быть свободен.
Горничная выдернула шнур из розетки и громко выдала очередное изречение: «НЕЛЬЗЯ ПЕРЕВОЗИТЬ В ОДНОЙ ЛОДКЕ КОЗУ И КАПУСТУ». Офелия взглянула на дождь за окном и прислушалась к работающему радио. Комната, обставленная резной мебелью, огромная кровать с москитной сеткой и гигантское зеркало не имели ничего общего со спартанской обстановкой «Дружной Семьи». Неужели она провела здесь свою первую ночь на Вавилоне?! Девушке с трудом верилось, что с той поры прошло уже полгода.
Она снова развернула записку, переданную ей Октавио перед тем, как они расстались.
Такое приглашение вполне могло считаться почетным, но Офелия полагала, что стоит хорошенько поразмыслить, прежде чем исполнить просьбу Духа Семьи.