Память Вавилона

Офелия обогнула здание. Здесь лианы разрослись еще гуще, полностью укрыв под собой запертые ставни первого этажа. Настоящая зеленая тюрьма.

«Или убежище?» – невольно подумала девушка, чувствуя, как у нее пересохло в горле. На двери не было ни таблички, ни почтового ящика с указанием имени жильца.

Но тут Офелия вздрогнула: едва она подошла к двери, как висевший на ней молоток ожил сам по себе и громко ударил в створку, возвестив о ее приходе.

Неясный шорох указывал на то, что хозяин поднял заслонку дверного глазка. Офелия встала на цыпочки, чтобы он смог ее рассмотреть. После долгой паузы дверь слегка приоткрылась, но цепочку не сняли и никто не выглянул. Человек молчал, и о его присутствии свидетельствовало лишь неровное, напряженное дыхание.

Офелия, неспособная заговорить – так у нее сжалось горло, – просунула в узкую щель официальное прошение «Дружной Семьи». Длинные пальцы в перчатке взяли листок и тут же растаяли в полумраке.

Шелест бумаги. И снова нестерпимо долгое молчание.

Наконец человек снял цепочку и открыл Офелии.

Едва девушка переступила порог прихожей, как дверь за ее спиной самостоятельно захлопнулась, а многочисленные засовы со звонким стуком вдвинулись в пазы. После яркого солнца Офелия не сразу освоилась в темноте, царившей внутри дома. Хозяин пока выглядел черным силуэтом, высоким и неподвижным, как стоячая вешалка. Под его осторожными шагами поскрипывал пол. А глаза, как две искорки, пляшущие в очаге, метались туда-сюда – от бумаги, которую он держал в руке, к форме посетительницы и обратно.

– Перчатки? Гм-м-м… Оригинальная просьба.

Офелия кивнула, заставив себя вежливо улыбнуться. Постепенно профессор Вольф становился все более различимым. Его черные волосы, брови и бородка резко выделялись на мертвенно-бледном лице. Глубокие морщины бороздили лоб, тянулись от крыльев носа к губам, придавая ему вид преждевременно постаревшего человека лет сорока.

Нет, это был не Торн.

Офелия весь день старалась подавить в себе надежду. Так почему же сейчас ей захотелось уйти, хлопнув дверью?

– А вы вдобавок еще и немая?

Профессор Вольф говорил со странным акцентом – сочетанием вавилонского и анимистского. Вероятно, оттого, что он больше не выходил из дома, его одежда не соответствовала местному дресс-коду: черный костюм и перчатки того же цвета напоминали одеяния ученых, работавших в главной обсерватории Анимы.

– Н‑нет, – промямлила наконец Офелия.

Она не поняла, что означает его «вдобавок», да и не хотела понимать. Он не был Торном, и поэтому ее совершенно не интересовало, что он о ней думает.

– Судя по предъявленной бумаге, вы тоже чтица, – продолжал профессор Вольф, едко усмехнувшись при последнем слове. – Чтица, которая разгуливает с голыми руками. Куда же вы подевали свои перчатки?

«Какое ему дело?» – подумала Офелия, но этот человек был ей слишком нужен, чтобы вступать в пререкания.

– К несчастью, они… исчезли. И я пришла к вам с просьбой помочь мне раздобыть новую пару. «Дружная Семья» готова взять на себя все расходы.

«А мне придется отработать их лишними хозяйственными нарядами», – мысленно добавила она.

Профессор Вольф скептически оглядел руки Офелии. Его скованная поза объяснялась высоким гипсовым воротником, охватывающим шею от ключиц до подбородка. Неужели это последствие того несчастного случая, о котором упомянула квартирная хозяйка?

– Ну, идемте, – неохотно сказал он и провел Офелию из прихожей в гостиную, где царил все тот же полумрак. Сквозь щели ставней слабо пробивался дневной свет. Здесь стояла неимоверная духота: комнатный вентилятор не разгонял ни адскую жару, ни смрадный запах пыли. За мутными стеклами бесчисленных полок, громоздившихся до самого потолка, едва угадывались костные останки и прочие древности, похожие на экспонаты какой-то мрачной кунсткамеры. Девушка с удивлением заметила, что столы, стулья и сундуки испуганно шарахаются от нее, словно дикие животные; вероятно, мощный анимизм профессора Вольфа заразил всю мебель, и она переняла его подозрительность.

Но совсем уж поразило Офелию другое открытие: среди археологических находок она увидела внушительную коллекцию оружия.

– Ваши изыскания относятся к войнам древнего мира?

Девушка слишком поздно сообразила, что произнесла запретное слово. Профессор Вольф, рывшийся в каком-то ящике, бросил на нее мрачный взгляд.

– Ну и что? Может, хотите на меня донести? Имейте в виду: закон воспрещает хранение оружия, но не исторических артефактов. Войну, – продолжал он, понизив голос, – обычно связывают с нарушением границы. Раскол уничтожил все границы на свете, но разве войны после этого прекратились? Зарубите себе на носу, юная особа: мир – всего лишь субъективное понятие, оторванное от реальности. Конфликты всегда были и будут, какое бы обличье они ни принимали. Вам достаточно пройти по нашей улице в своей вызывающей одежде, чтобы убедиться в этом воочию.