Память золотой рыбки

— Спасибо, — сказала Алис и сжала руку Мелани.

— Пойдем со мной, — ответила Мелани и повела мать в центр города. Ровно в два часа они стояли перед маленьким кафе. Через стекло взгляд Мелани упал на даму, очень прямо сидящую за столиком. Алис вцепилась в руку Мелани и тяжело задышала.

— Видишь, это была все-таки она. В аэропорту. Лидия.

Мелани кивнула.

Дама подняла глаза и помахала им. Она, казалось, совершенно не удивилась.

— Я не могу, — сказала Алис и хотела было уйти.

Мелани потянула ее ко входу.

— Я не могу, — тихо повторила Алис, входя в кафе.

НЕЙЛОНОВЫЙ КОСТЮМ (Перевод Н. Поскребышевой)

Леон с пронзительным криком несется в спальню родителей и забивается под кровать. Он сразу его узнал. Он узнал бы его в любом костюме, ведь его отец храпит, даже когда не спит, он храпит, когда дышит. Поднимается ли он по лестнице, ведет машину или ест, храпит, даже когда вечерами абсолютно неподвижно сидит перед экраном телевизора, всякий раз, как только он делает вдох.

Его мать была единственной, кто пытался говорить об этом вслух. «Ян, сделай наконец что-нибудь, это звучит ужасно». Но с тех пор как она умерла, никто больше ему ничего не говорит, и он продолжает храпеть, и днем и ночью, причем с наступлением темноты — сильнее. Сейчас темно, начало седьмого, а так как прошлой ночью часы перевели на зимнее время, Ян храпит уже довольно отчетливо. Сам он этого храпа не слышит. Зато очень хорошо чувствует, что начинает потеть в своем нейлоновом костюме. На Хэллоуин он по просьбе Леона нарядился мертвецом. «Мертвецом?» Леон кивнул. «На Хелуин, — сказал Леон, — все должны ходить мертвецами». Его отец не знал этого обычая. «Раньше, — рассказывал он, — мы наряжались клоунами или ковбоями в феврале, на карнавал». — «Нет, — настаивал на своем Леон, — мертвецом».

В одном интернет-магазине он отыскал недорогой цельный нейлоновый костюм черного цвета с нарисованным на нем скелетом и заказал большой размер. Возмущаясь дорогой доставкой, но чувствуя облегчение от того, что не нужно больше думать об убедительном виде мертвеца. «Пусть он будет как настоящий», — потребовал Леон. Как настоящий. Ян всегда видел перед собой ее. И всегда она выглядела одинаково. Он так часто пытался запечатлеть ее, на фотоаппарат и без него, прищуриваясь, чтобы удержать в памяти ее образ, но все эти образы либо расплывались, либо исчезали. Оставался лишь тот единственный. Бледная и вялая, на больничной койке, перед тем как был отключен аппарат искусственной вентиляции легких. Она выглядела чужой, совершенно другой, нежели мгновение назад, и он видел, что кто-то возник между ними и разделил их. «Катрин, — бормотал он, — Катрин», словно должен был убедить себя, что это была она.

Леон видел ее. Его отец был против, но ее родители настояли. «Позже это будет для него важно, — говорили они. — Когда он повзрослеет, ему будет проще осознать, что она не вернется». Его отцу казалось, что Леон уже тогда очень хорошо понимал, что его мать ушла раз и навсегда. И он охотно предотвратил бы встречу, если это можно так назвать, встречу пятилетнего сына с его мертвой матерью. Леон долго смотрел на нее, подбежал к отцу и уткнулся лицом в его колени. Он не хотел дотрагиваться до нее, и целовать ее он тоже не хотел. «Мороженое купишь?» — спросил он в коридоре, когда отец нес его к выходу.

Ян надеется, что Леон оценит его костюм скелета. Надежду в нем поддерживает и то, что сам он слышит свой храп лишь изредка, да и то недолго. Когда он прикладывает к уху телефонную трубку и ждет гудков, случается иногда, что он его слышит. Но затем чаще всего кто-нибудь берет трубку, и он может всю вину свалить на него. А если нет, то он попросту забывает про храп. Леон еще никогда на это не жаловался, впрочем, как и остальные после смерти Катрин. У Яна в списке того, что нужно срочно менять к лучшему, храп еще не значился и спокойно пребывал в тени своего хозяина.

Ян весь в поту. Тонкий нейлоновый костюм превратился в зимний комбинезон, волнение довершает дело. Он чувствует, как в локтевых сгибах и под коленями, под резинкой трусов и в паху скапливается пот.