108 Там же, письмо Вяземского из Варшавы, 3 апреля 1818 г., стр. 97–96: «Воля Николая Михайловича, а нельзя не пожелать, чтобы и на нашей улице был праздник. Что за дело, что теперь мало еще людей! Что за дело, что сначала будут врать! Люди родятся и выучатся говорить. А теперь разве не врут в Совете? И зачем им не врать с одобрения начальства… «Ум хорошо, а два лучше», – говорит пословица: пусть будет она девизом конституции». Письмо Н.И. Тургенева князю Вяземскому 23 мая 1818 г., стр. 103: «Нельзя… русскому не пожалеть, что, между тем как поляки посылают представителей, судят и отвергают проекты законов, мы не имеем права говорить о ненавистном рабстве крестьян, не смеем показывать всю его мерзость и беззаконность. При этом нельзя не подивиться, что если запрещают рабство бранить, то вместе запрещают и хвалить его. Примеры же на наше дворянство не действуют. Курляндцы и эстляндцы искореняют рабство, даже виленское дворянство произвольно отказывается от печального права владеть себе подобными. Мы же продолжаем пребывать во грехе». См. еще стр. 105, в особенности 142.
109 «Записка о народном воспитании», поданная в 1826 г. V, 43.
Речь идет о 1818 г.: «Отрывки из романа в письмах», IV, 358. Онегин (Евг. Он. I, VII):
…читал Адама Смита
И был глубокий эконом.
110 IV, 356. Конечно, мелкопоместные дворяне, не служившие и сами занимавшиеся «управлением своих деревушек», отличались еще «дикостью»: «Для них еще не прошли времена Фон-Визина, между ними процветали Простаковы и Скотинины»: IV. 357. Но Н.И. Тургенев в своей деревне «привел в действие либерализм свой: уничтожил барщину и посадил на оброк мужиков, уменьшил чрез то доходы свои»: Остафьевский архив, I, 121.
111 Между проч., либералом называл Карамзин и Пушкина (в письме к Дмитриеву). Остафьевский архив, I, 102, письмо Н.И. Тургенева в Варшаву: «Некоторые либеральные идеи, которые у вас переводят законосвободными, а здесь можно покуда назвать арзамасскими…» См. еще 106, 134: «либеральные стихи» и т. п.
112 А.Н. Вульф записал о ней в своем дневнике под 1834 г. (Майков, Пушкин, стр. 208): «Ее у нас нет, разве только в молодежи». Так же было и при Александре I. Она ютилась в среде служилой молодежи и проявлялись иногда лишь в интимных дружеских беседах и переписках. См., напр., в письмах кн. Вяземского: «У нас и самое самовластие умеет еще подгадить; эту ядовитую траву употребляют, только чтобы отравливать людей, а никогда не воспользуются ею, где придется случай выжать из нее сок, для иных болезней целебный»; 142: «Язык мой – враг мой». У него ничего того ни на уме, ни на сердце нет, а все это так говорится для виду, для близиру. А дураки-то и разинули рот! Впрочем, государствование – выученная роль… Поверь, в этом режим, от престола до лубочного поля, всегда есть примесь диавольского» и т. п. Ср. замечания Мицкевича о русской оппозиции в его некрологе Пушкина: Мир Божий, 1899, № 5.
113 Тургенев кн. Вяземскому: «Недавно у меня вымарали английскую свободу в библейской речи. Скоро ее, вероятно, и в лексиконе не останется». «Благословенный брег великого народа!» (Остаф. арх., 137, ср. 142); кн. Вяземский Тургеневу: «Теперь метафизическая философия уступила место метаполитической философии, и родимый край ее – все тот же Париж. В Англии учиться труднее, чем во Франции; там задачи уже разрешены, а здесь их еще решают» (Ост. арх., 161). Ответ Тургенева – на стр. 178: «Во Франции история делается еще, в Англии она уже давно сделана и даже написана» и т. д.
114 Отзыв этот был сделан после первой беседы императора с Пушкиным (в 1826 г.).
115 I, 316; «Рославлев» (1831 г. IV, 114).
116 IV, 111–112; ср. III, 420 (1825 г.): «Говорят, что наши дамы начинают читать по-русски».
117 Венок, стр. 50.
118 Весьма здравую и правильную оценку важнейших литератур Запада и их взаимоотношений, сделанную Пушкиным в одной из литературных бесед, см. в Записках Смирновой, I, 147 и след. Опровержение сомнений относительно «Записок Смирновой» см. в Заметке ее дочери. Русский Арх., 1899, № 5.
119 I, 42–44: «Городок» (1814).
120 I, 44.
121 V, 195–196: «Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные многосторонние характеры». Немногосложность характеров ставил Пушкин в вину и Байрону.
122 Знал ли Пушкин это толкование Гофмана, вообще пользовавшегося известностью в русской литературе 20-х и 30-х годов, нельзя определить. Знакомство же нашего поэта с либретто Моцартова «Дон-Жуана» не подлежит сомнению и обнаруживается уже из эпиграфа «Каменного гостя». О Моцарте на нашей сцене см. статью Р.: «Моцарт на Петербургской сцене». Вестник Европы, 1868, № 3.
123 III, 198, 202 и др.