Памятник Дюку(Повести)

Тишина! Под ногами скрипнули половицы. Ну что ж, она подождет. Для разведчика терпение — тоже оружие. Если пленный не спит и наблюдает за ней, пусть видит, что она пришла с добрыми намерениями. Тихо звякнул котелок — она поставила его на скамейку, рядом составила пузырьки и свою сумку положила у ног на пол. Нашла в пазу большой остывшей русской печки тряпку, вытерла ею стол. Потом вышла в сени и вымыла котелок, зачерпнув стылую воду из ведра. Через несколько минут все было вновь расставлено на столе, но уже в некотором порядке. Достав в углу веник, подмела пол, стараясь незаметно наблюдать за пленным: что-то уж он лежит слишком тихо. Вот шевельнулась шинель, на мгновение приподнялся воротник и тут же опустился. Но она успела заметить блеснувший глаз.

Вдруг она успокоилась. Теперь все ясно — игра началась. И она будет вести ее по правилам. Боже, сколько мусора! Наверно, хату не подметали с тех пор, как ее покинули хозяева. Она намела сор на старый истоптанный половик, связала концы узлом и потащила во двор.

Круглов, звякнув о камень прикладом винтовки, осуждающе покачал головой.

— Ты, девушка, что, очумела!.. Такую тяжесть таскать! Да заставь ты этого красномордого самого поработать! Подожди, я его растолкаю! Нечего ему дрыхнуть! Тут не курорт!

Тоня вывалила мусор поближе к забору и встряхнула половик.

— Не надо! — испуганно воскликнула она, боясь что часовой испортит ей все дело. — Он ведь раненый!..

— Раненый! — презрительно усмехнулся Круглов. — Царапнуло его немного! Симулянт проклятый!..

Он уже хотел идти в избу наводить порядок, но Тоня, обогнав его, вспрыгнула на верхнюю ступеньку крыльца.

— Подожди! Если надо будет, позову!

Круглов даже крякнул от негодования.

Тоня быстро притворила за собой дверь в хату, боясь, что часовой все же пойдет за ней, и замерла на пороге.

Пленный сидел посреди комнаты на табуретке и смотрел на нее. В его свободной позе не было настороженности, а взгляд был дружеским и, если угодно, снисходительным. Таким взглядом смотрят уверенные в себе мужчины на девушек, которые им нравятся, но которые стоят на низшей ступени общественных отношений.

Тоня смутилась. Опять все получилось совсем не так, как она ожидала. Этот румын как будто чувствует себя здесь полным хозяином. Как он смотрит!

Опустив глаза и не поздоровавшись, она прошла мимо него, подняла свою пухлую от бинтов санитарную сумку, снова водрузила ее на стол и долго копалась в ней, чтобы собраться с мыслями.

Пленный молчал, и она чувствовала на себе его внимательный взгляд. Но вот на стол выложены бинты, мазь Вишневского, ножницы, еще какие-то лекарства, которые не надо было вынимать, они совсем сейчас не нужны, а у нее все еще не хватало сил повернуться.

Если бы она просто пришла сюда, чтобы наложить повязку на голову раненого, ей было бы совсем легко. Но от нее требовалось суметь добиться расположения человека, не только незнакомого, чужого, но враждебного уже по одному тому, что он одет в форму гитлеровского офицера. Она чувствовала, как дрожат руки. Хотелось схватить сумку и убежать. Пусть Савицкий пошлет кого-нибудь другого. Нет, она не сможет сделать то, что от нее требуют!

И вдруг она услышала его голос. Она не знала ни слова по-румынски, но пленный явно за что-то ее благодарил. Голос у него низкий, спокойный и чем-то приятный. Она даже не смогла понять, что произошло, — просто, наверно, ее нервы не выдержали долгого молчания и неопределенности. А теперь, когда он заговорил, она облегченно вздохнула.

— Шпрехен зи дойч? — спросила она.

— Я! — ответил пленный и перешел на немецкий язык.

Он говорил довольно сносно, но делал много ошибок.

— Стул — мужского рода! — наставительно сказала Тоня, когда он, предложив ей сесть на стул, сказал — «ди штуль».

— О боже! — воскликнул Леон и засмеялся. — Вы поможете мне изучить немецкий язык. Для этого мне надо было попасть в плен. Превосходно!..

Она продолжала стоять у стола, сжимая в руках бинт и забыв, что ей следует перебинтовать ему голову. Ей казалось, что она только что перепрыгнула через глубокое ущелье, она чувствовала страшную физическую усталость. Надо хоть немного выиграть времени, чтобы собраться с мыслями.

Леон сидел на табуретке в расстегнутом кителе. Белая повязка, немного ослабнув, сползала на глаза, и он время от времени поправлял ее. Наконец, заметив это, Тоня вспомнила о своих обязанностях.

— Я должна переменить вам повязку!

Он внимательно взглянул на нее, и в его взгляде появилось ироническое выражение.

— Вас послали для этого?

— Да!..

Леон усмехнулся:

— У вас всегда так заботливы перед расстрелом?

— А вы уже попрощались с жизнью? Да? — насмешливо сказала Тоня, разрывая пакет.

— Да, я уже прочитал последние молитвы!..