Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

Вернувшись домой (жена и дети давно спали), Корунья вынул бутылку и достал со дна футляра толстый, сложенный вдвое конверт. Он тщательно пересчитал плотную пачку новеньких денег, а потом долго сидел, устремив задумчивый взгляд за окно.

Да, Тринко не поскупился... Может быть, вообще надо кончать с этой тренерской волынкой? «Провести» еще десяток подобных матчей и на покой? Там, далеко на Севере, ждет его уютный горный домик, давно приобретенный, в котором он при своей кочевой жизни и побывал-то раза три не больше.

Корунья улыбнулся невеселой улыбкой. Вот так значит. Годы, десятки лет потратил он, чтобы дойти до вершины своей нелегкой профессии. И дошел. Для него нет тайн в сложном искусстве футбола. Потому что футбол — это искусство тонкое, многогранное, уникальное. Мало кому доведется постигнуть его до конца. Нет, не на поле, нет. Для этого всегда найдутся парни. А вот здесь, на посту тренера, который этих парней находит, учит, воспитывает, направляет, через годы выводит в звезды. Создает. Только такие тренеры, как он, Корунья (а их единицы в мире), двигают вперед футбольное искусство, заставляют кричать, плакать, смеяться, радоваться и скорбеть миллионы, десятки миллионов людей.

Нет ничего на свете, чтобы так объединяло людей, как любовь К футболу, так увлекало, завораживало, поглощало.

В жесточайшей, труднейшей, искуснейшей борьбе протекает игра, добывается победа.

И автор этой игры, подлинный победитель — он! Тренер!

Игроки будут меняться. Скольких он помнит юными, полными энтузиазма, не во всем умелыми, ставших ныне пожилыми, довольными или несчастными, богатыми или нищими. Пришли, играли, ушли... А он здесь, он по-прежнему у руля, и захочет — не выпустит этот руль еще долго.

Но чего стоят все это искусство, все умение, талант и мастерство этих выпестованных им корифеев футбола, если по его же знаку безошибочный удар нападающего должен миновать ворота, безупречный бросок вратаря не достигнуть мяча? Если великая игра превращается в поддавки, если слабый может победить сильного, а неумелый умелого? Если вся радость от чудесного зрелища становится радостью лишь в тот момент, когда он листает зеленые купюры?

Странно устроена жизнь...

Корунья встряхнулся. Странно или не странно, но так уж устроена. Не ему ее менять. Первый блин блином и вышел. Теперь надо постараться, чтобы и дальше все шло гладко. А для этого необходимо иметь сообщников в команде.

На ком остановить свой выбор?

Тут нужна крайняя осторожность. Одно ясно: это должны быть «старые» игроки, те, кто знает, что доживают свой век в команде, что скоро их попросят на заслуженный, но, увы, неоплачиваемый отдых, те, кто заинтересован сколотить напоследок хоть какой-то капиталец.

Первый, с кем Корунья решился поговорить, стал капитан команды норвежец Олафссон, некогда примеченный тренером и по сходной цене перекупленный в Норвегии. В искусных руках Корунья Олафссон быстро вырос в первоклассного игрока. Он не стал звездой, но отличался абсолютной надежностью, редко ошибался, был очень силен физически и вынослив. Его главной обязанностью была распасовка мячей нападающим. Олафссону только что минуло тридцать лет; он знал, что через год-два его отчислят и вряд ли удастся за это время немного подработать. Его футбольная карьера осталась позади, а впереди... впереди не было ничего ясного.

К тому же Олафссон очень любил деньги. И, наконец, главное: его игровые обязанности сулили огромные возможности — ведь послать мяч можно и левому, и правому, и тому, кто впереди, и тому, кто позади, кто выходит на позицию или уже занимает ее. Можно послать... А можно и не послать. А можно так послать, что партнер не сумеет принять, и его же в этом обвинить. Словом, много чего можно.

Однажды Корунья пригласил Олафссона погулять. Огромный, рыжебородый, могучий, он скорее напоминал регбиста, чем футболиста. «Туповат, конечно, но надежен, — подумал Корунья, — такому долго придется втолковывать, зато потом не забудет».

Они неторопливо шли по усыпанной гравием дорожке, петлявшей в ароматной роще магнолий. Пели птицы, солнце клонилось к закату, вдали ровно и монотонно гудело море.

— Слушай, Олафссон, мы хорошо провели матч с «Лаценцем» — 3 : 1. Тут твоя немалая заслуга. Вовремя сумел построить оборону. С полуслова понимаешь указание.

— Могли и 5 : 1, — заметил Олафссон. Он не отличался многословием. Он смотрел в сторону.

— Могли, — согласился Корунья. — Всегда можно сделать лучше, чем сделано. Но и так неплохо. Все довольны.

— Многие довольны, — подтвердил Олафссон.

«Что он имеет в виду, черт возьми?» — Корунья бросил на футболиста подозрительный взгляд.

— Вот что, Олафссон, мы ведь платим премии за забитый или взятый мяч, за результативную подачу. Но при твоем амплуа много не забьешь, а роль твоя в этом деле важная, хоть на первый взгляд и незаметная...

Олафссон молчал. Его выцветшие глаза имели какое-то удивленное выражение, возможно, потому, что казались без ресниц из-за их соломенного цвета.

— Так что небольшая премия была бы справедливой.