Читаем Памятники поздней античной научно-художественной литературы II-V века полностью

Памятники поздней античной научно-художественной литературы II-V века

Он говорил, что больше всего на свете он удивляется матери софиста Сатира[592]: как могла она носить целых десять месяцев человека, которого ни один город не может вынести и десяти дней! Узнав, что этот Сатир приехал в Трою на Троянские игры, он сказал: "Трое всегда не везло".

Когда сапожник Миннак стал спорить с ним о музыке, Стратоник ему сказал: "Мне до тебя дела нет, коли ты судишь выше сапога". — Дурному врачу, говорил он, достаточно дня, чтобы отправить в Аид своих больных. — Встретив одного знакомого и увидев, как начищены у него сандалии, он стал сочувствовать его бедности, полагая, что сандалии не блестели бы так, если бы хозяин не чистил их своими руками. — В Тихиунте Милетском[593], где жили метэки, он увидел на всех могилах имена иноземцев и сказал рабу: "Идем скорей отсюда: все приезжие здесь умирают, а из местных жителей никто". — Кифаристу Зету, рассуждавшему о музыке, он сказал: "Уж тебе-то вовсе не к лицу болтать о музыке, коли ты выбрал себе самое противное музам имя и зовешься не Амфион, а Зет"[594]. — Обучая македонца Макария игре на кифаре, он рассердился, что тот ничего толком не умеет сделать, и крикнул: "Убирайся, куда Макар телят не гонял!"[595]

Однажды он выходил из холодной и убогой бани, кое-как помывшись, и увидел по соседству пышное святилище. "Не удивительно, — сказал он, — что здесь такая уйма благодарственных табличек[596]: каждый, кто здесь помылся, должен благодарить богов за то, что остался жив". — В Эносе[597], говорил он, стоит восемь месяцев мороз и четыре месяца стужа. — О приморских понтийцах он говорил, что они живут у самого черного горя[598]; родосцев называл "белокожими киренейцами" и "городом женихов"[599]. Гераклею — "мужским Коринфом"[600], Византии — "подмышкой Эллады", левкадян — "коринфянами второго помола"[601], амбракиян — "опрокинянами"[602]. Покидая Гераклею, он вышел за ворота и стал озираться по сторонам; на вопрос, зачем он это делает, он сказал, что ему стыдно попасться кому-нибудь на глаза, выходя из такого блудилища.

Увидев большую колодку, в которой сидело только двое преступников, он сказал: "Что за городишко! и на колодку-то народу не наберут!" — Когда с ним спорил о гармонии музыкант, прежде бывший садовником, он сказал ему:

Пусть каждый поливает то, что высадил[603].

Однажды в Маронее[604] за вином он сказал собутыльникам, что знает, где живет, на тот случай, если его придется вести домой пьяного; а когда он напился и его спросили, куда же его вести, он ответил: "В кабак!" — потому что вся Маронея казалась ему кабаком. А когда Телефан, лежа рядом с ним, стал играть на флейте, Стратоник ему крикнул: "Перестань рыгать!"

Банщику в Кардии, который вместо щелочи дал ему землю негодную, а воду — соленую, он сказал: "Ты меня осаждаешь с земли и с моря!"... В Фаселиде раб Стратоника бранился с банщиком, который, по обычаю, хотел с них как с иностранцев взять дороже. "Злодей! — крикнул ему Стратоник, — за какой-то грош ты хочешь сделать меня фаселийцем!" — Бедняку, который восхвалял его в надежде поживиться, он сказал, что куда бедней его. — Давая уроки в маленьком городишке, он заметил: "Что-то ваш городок больно короток!"[605] — В Пелле[606] он подошел к колодцу и спросил, можно ли пить здешнюю воду. "Да мы-то пьем", — отвечали водоносы. — "Стало быть, нельзя", — сказал Стратоник, потому что водоносы были бледные и худые.

Прослушав "Роды Семелы" Тимофея, он воскликнул: "А каково бы она кричала, кабы рожала не бога, а подрядчика!" Когда Полиид хвалился, что его ученик Филот[607] победил Тимофея, Стратоник сказал: "Ты разве не знаешь, что твой Филот — подголосок, а Тимофей — запевала?" — Кифареду Арею, который ему докучал, Стратоник сказал: "Пой до дна, да поскорее!" — В Сикионе какой-то кожевник, ругаясь, обозвал его: "дурень!" — "А ты — шкурень!"[608] — ответил Стратоник. — Тот же Стратоник, увидев, что родосцы живут в роскоши и пьют вино подогретым, назвал их белокожими киренейцами, а Родос — городом женихов: этим он хотел сказать, что родосцы в своей распущенности только цветом кожи отличаются от киренейцев, а в своем разврате подобны гомеровским женихам[609].

В своей страсти к таким ловким ответам Стратоник подражал поэту Симониду, как говорит Эфор[610] во второй книге "Об изобретениях"; таким же увлечением, по его словам, был охвачен и Филоксен Киферский. А перипатетик Фаний во II книге "О поэтах" сообщает: "Афинянин Стратоник, по-видимому, первый ввел многозвучие в игру на кифаре без голоса, первый стал обучать гармонии и составил таблицу музыкальных интервалов. Да и по части шутовства он был не из последних". И добавляет, что за вольные шутки он поплатился жизнью: кипрский царь Никокл[611] за насмешки над своими сыновьями заставил его выпить яд.