Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

Прошло уже пятнадцать дней с начала осады, и Левдегизил[250] готовил новые машины для разрушения города; а были это телеги с таранами, покрытые фашинами и досками, под защитой которых продвигалось войско для разрушения стен. Но когда они приближались, то на них обрушивалось столько камней, что все, кто приближался к стене, падали. На них выливали чаны с горящей смолой и жиром, сбрасывали горшки, наполненные камнями. Но с наступлением ночи сражение стало невозможным, и враги вернулись в лагерь. Был с Гундовальдом некий Хариульф, человек богатый и могущественный, чьих подвалов и складов много было в городе; из его запасов они, главным образом, и питались. Бладаст же, напротив, видя происходящее и боясь, что Левдегизил в случае победы их погубит, поджег епископский дом и, в то время как осажденные сбегались тушить пожар, обратился в бегство и исчез.

Утром войско вторично поднялось к бою. Оно сделало вязанки из прутьев, чтобы заполнить глубокий ров на восточной стороне; но этот способ не увенчался успехом. А епископ Сагиттарий часто кружил по стенам с оружием и много раз бросал со стены собственноручно камни во врага.

38. О гибели Гундовальда

Наконец, когда осаждающие увидели, что они ничего не могут сделать, они тайно отправили послов к Муммолу со словами: «Признай своего господина и оставь, наконец, свое вероломство. Что за безумие на тебя напало, что ты связался с неизвестным тебе человеком? Ведь жена твоя в плену, а сыновья твои уже убиты; куда ты катишься, разве не ждет тебя гибель?» Муммол, получив это послание, сказал: «Вижу я, власть наша уже приходит к концу, и могущество рушится. Одно остается: если бы я был уверен, что жизнь моя будет вне опасности, то я мог бы освободить вас от большого труда».

После ухода послов епископ Сагиттарий вместе с Муммолом, Хариульфом и Ваддоном устремился в церковь, и там они взаимно поклялись, что если им пообещают сохранить жизнь, то они нарушат дружбу с Гундовальдом и выдадут его врагам. Снова пришли послы и обещали им сохранить жизнь. Но Муммол сказал: «Только пусть так и будет: я его выдам в ваши руки, а сам, признав своего господина королем, поспешу к нему». Тогда послы обещали, что если он это сделает, они примут его с любовью, и если даже не смогут вымолить у короля ему прощения, то укроют его в церкви, чтобы спасти ему жизнь. Подтвердив обещание клятвой, послы удалились.

А Муммол с епископом Сагиттарием и Ваддоном пришли к Гундовальду и сказали: «Ты знаешь, мы клялись тебе в верности; так вот, послушай наш спасительный совет: выйди из этого города и предстань перед своим братом, как ты сам этого часто желал. Ведь мы уже говорили с этими людьми, и они сами сказали, что король не хочет лишаться твоей поддержки, так как мало осталось людей из вашего рода». Гундовальд, поняв их хитрость, залился слезами и сказал: «По вашему зову занесло меня в эту Галлию; и часть моего богатства, состоящего из большого количества золота, серебра и разных драгоценностей, находится в Авиньоне, а другую часть унес Гунтрамн Бозон. Я же с божьей помощью во всем положился на вас, доверил вам свой замысел, вас хотел иметь помощниками. Теперь же, если вы в чем-либо мне солгали, будь вашему поступку Бог судьей: ибо сам он и рассудит мое дело»[251]. Как только он произнес эти слова, Муммол сказал: «Ни в чем мы тебя не обманываем. Вот, смотри: у ворот стоят самые храбрые мужи в ожидании твоего прихода. Теперь же сними мой золотой пояс, которым ты опоясан, чтобы не казалось, что идешь ты в гордыне своей; и своим опояшься мечом[252], а мой верни». И тот отвечал: «Ясны мне твои слова: ты хочешь отнять у меня твой подарок, который носил я в знак твоей дружбы». Но Муммол клятвенно уверял, что с ним ничего дурного не случится.

И вот, когда они вышли за ворота, его приняли Оллон, граф Буржа и Бозон. А Муммол вернулся со своими спутниками в город и накрепко закрыл ворота. Когда Гундовальд увидел, что его предали в руки врагов, сказал он, подняв в горе руки и глаза[253]: «О вечный судия и истинный мститель за невинных, о Господь наш, от коего исходит всякая справедливость, кому неугодна ложь, в ком нет никакого коварства[254] и никакой злой хитрости, тебе я вручаю мое дело, молясь о том, чтобы ты не замедлил отомстить тем, кто меня, невинного, предал в руки врагов[255]». После этих слов он, осенясь крестом господним, пустился в путь с названными людьми.