Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

Среди других был убит тогда молодой воин короля по имени Имма; пролежав подобно мертвому день и следующую ночь среди трупов других убитых, он, наконец, обрел дыхание и ожил. Сев, он перевязал, как мог, себе раны, и затем, отдохнув немного, поднялся и пустился в путь, надеясь найти друзей, которые бы о нем позаботились. Так он шел, пока на него не наткнулись и не взяли его в плен люди из вражеского войска: они привели его к своему господину, по-видимому, приближенному короля Эдильреда. Когда этот вассал спросил его, кто он такой, Имма побоялся признаться, что он солдат, и предпочел ответить, что он бедный крестьянин, к тому же семейный; он утверждал, что отправился в путь вместе с другими, такими же, как он, чтобы доставить провиант солдатам. И вассал, приняв его, приказал позаботиться о его ранах; а когда Имма начал выздоравливать, велел заковать его в цепи, чтобы он не убежал ночью. Заковать его, однако, он не смог, потому что стоило тем, которые должны были это сделать, приблизиться к Имме, как цепи тут же разрывались.

Дело в том, что у него был родной брат по имени Тунна, священник и аббат монастыря в городе, по сей день носящем его имя — Туннакэстир. Когда он узнал, что Имма пал в битве, то пришел поискать, не найдется ли случайно его тело; он нашел другого, по всему очень на Имму похожего, и, решив, что это он и есть, отнес его в свой монастырь, похоронил с почестями и позаботился о том, чтобы почаще читать молитвы за спасение его души. По причине этих церковных служб и случилось то, о чем я рассказал, т. е. что никто не смог заковать Имму, так как цепь немедленно разрывалась. Между тем вассал, у которого он находился, начал удивляться и допытываться, почему его невозможно сковать, не знает ли он случайно каких-нибудь заклинаний, о которых ходят легенды и благодаря которым его невозможно сковать. На это Имма ответил, что ничего такого он не знает: «Но, — добавил он, — у меня есть брат, священник в моей провинции, и я знаю, что он, считая меня убитым, творит по мне частые молитвы; и если бы я был теперь на том свете, душа моя, благодаря его заступничеству, была бы свободна от наказаний».

И пока он еще некоторое время находился у вассала, те, которые рассматривали его более внимательно, по выражению лица, манерам и разговору, заметили, что он был не из простых людей, как он сказал, а из знати. Тогда вассал, позвав его тайно к себе, спросил его строже, откуда он, обещая, что не причинит ему никакого зла, если он прямо скажет, кто он такой. И когда Имма это сделал, открыв, что он был приближенным короля, вассал сказал: «По некоторым твоим ответам я и раньше знал, что ты не простой крестьянин, и теперь ты, конечно, заслуживаешь смерти, так как все мои братья погибли в том сражении. Но я тебя не убью, чтобы не нарушить свое обещание».

Поэтому когда Имма поправился, вассал продал его некоему фризу, ехавшему в Лондон. Но тот, когда повез его туда, тоже никак не мог его сковать. Враги накладывали на него то одни, то другие оковы, и, когда купивший Имму увидел, что его невозможно сковать, он предложил пленнику выкупить себя, если он может. После третьего часа, когда обыкновенно служили мессу, цепи разрывались на Имме чаще всего.

И Имма, поклявшись, что он или вернется, или пришлет за себя деньги, пришел в Кантию, к королю Лотеру, сыну сестры королевы Эдильтриды, о которой говорилось выше; и так как он сам был некогда приближенным этой королевы, он попросил и получил от короля деньги на выкуп и послал их, как обещал, своему господину.

После этого он вернулся к себе на родину и, придя к брату, рассказал по порядку о всех несчастьях, которые с ним приключились, и о том, какое утешение он имел в этих несчастьях. Из рассказа брата он понял, что цепи его разрывались чаще всего именно в те часы, когда по нему справляли торжественную мессу. Он узнал, что и все другие счастливые удачи, которые выпали ему в испытаниях, были дарованы ему свыше благодаря заступничеству брата и приношению спасительных жертв.

Многие, слыша подобное от упомянутого выше человека, зажглись верой и дали благочестивый обет молиться, подавать милостыню, жертвовать Господу святые дары, дабы спасти своих друзей, которые покинули этот мир; ибо они поняли, что спасительная жертва послужит вечному искуплению грехов и души, и тела. Эту историю рассказал мне один из тех, кто слышал ее от человека, с которым она приключилась. Уверенный в ее достоверности, я без колебаний включил ее в свою «Церковную историю».

24. 331—334. О том, как в монастыре был брат, который, свыше был наделен даром слагать стихи