Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

Смолоду книги привык я читать и читал неустанно:
Денно и нощно я был этому предан труду.
Часто, Григорий, тебя, и тебя, Августин, я листаю,
Или, Гиларий, тебя, или тебя, папа Лев,
Иероним, Исидор, Иоанн русокудрый, Амвросий,
Или тебя, Киприан, скорбный приявший венец,
Или других, кого недосуг исчислять поименно,
Тоже взнесенных до звезд славой ученых заслуг.
В наших бывали руках и язычников мудрых писанья,
¹⁰

Ежели кто-то из них был в своем деле велик.Благочестивых отцов не в последнюю очередь чтил я,
Коих я здесь имена сам назову — посмотри.
Это — Аратор, Павлин, блестящий Седулий и Авит,
Это и наш Фортунат, и громовержец Ювенк.
Это Пруденций-певец, наш праведный предок, который
Разные метры умел в мудрые строки слагать.
То я Помпея читал, а то раскрывал я Доната[370],
То был Вергилий у нас, то говорливый Назон.
Знаю, в писаньях у них легковесного вздора немало,
²⁰ Но под завесою лжи кроется истины блеск.
Ложь у поэтов живет под пером, у философов — правда;
Часто ученый мудрец правду из лжи извлечет.
Образом истины станет Протей, справедливости — Дева,
Доблести — мощный Алкид, а злодеяния — Как.
Правду пытаясь сокрыть, отовсюду зияют обманы,
Но неизменно она в прежней сияет красе.
В облике девы для нас — справедливости свет негасимый:
Не затемнить его ввек скверне неправедных дел.
Вот, заметая следы, безумное бродит злодейство,
³⁰ Смрадным дымом дыша, тщится от кары уйти;
Но настигает его проницательный ум человечий,
Разоблачает, теснит, тайну выводит на свет.
Вот Купидон — это с факелом отрок, нагой и крылатый,
Лук у него и колчан, полный отравленных стрел.
Крылья его — легкомыслия знак, нагота же — бесстыдства,
Отрок же он потому, что неразумна любовь.
Виден в колчане — порок, а в изогнутом луке — коварство;
Факел, стрелы и яд — это мученья любви.
Есть ли что на земле ненадежнее доли влюбленных —
⁴⁰ Тех, чьи бессильны тела и празднобродны умы?
Можно ли все прегрешенья открыть, что любовь возжигает?
Нет: все дурные дела выйдут на свет в свой черед.
Можно ли разум напрячь настолько, чтоб справиться с страстью?
Отрок и разуму чужд, и послушанию чужд.
Можно ли в темный колчан безопасно взглянуть и проникнуть?
Можно ли счесть, сколько в нем скрыто язвительных стрел?
Гибельны их острия, несут и пожар и отраву,
И поражая сердца, ранят и мучат и жгут.
Это — преступный и злой прелюбодеяния демон,
⁵⁰ Нас он, несчастных, влечет в бездну нечистых услад.
Вечно готов обмануть, готов погубить наши души —
Демонские у него сила, и дело, и цель.
Сны прилетают из двух ворот, — говорят стихотворцы[371], —
Верные сны из одних, лживые сны из других.
Верным — из рога врата, а лживым — из кости слоновой;
Верные — зримы очам, лживые — льются из уст.
Ибо обточенный рог для глаза прозрачен и светел,
А на слоновую кость впору лишь зубы точить.
Рог бережет нам от блеска глаза, не страшится мороза;
⁶⁰ Схожи на вид и на цвет зуб и слоновая кость.
Двое в басне ворот, и недаром они непохожи —
Ложь гнездится во рту, истину видят глаза.
Так-то, звено к звену, я сказал понемногу о многом —
Чтобы пример привести, долгих не нужно речей.