Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

Муж достопочтенной жизни, по имени Стефан, близкий родич нашего диакона и церковного казначея Бонифация, был пресвитером в провинции Валерии[216]. Однажды, вернувшись домой из какой-то поездки, он обратился с небрежными словами к своему слуге, говоря: «Пойди-ка сюда, диавол, разуй меня». В ответ на эти слова завязки его походных сапог стали сами развязываться с чрезвычайной быстротой, так что было ясно — его приказа послушался сам диавол, которого он только позвал и коему велел стащить с него сапоги. Как только пресвитер увидел это, он страшно испугался и стал кричать громким голосом: «Уходи, злосчастный, уходи! Я же не с тобой говорил, а с моим слугой». Услыхав эти слова, диавол сейчас же отступил, и оказалось, что завязки, которых большая часть уже распустилась, остались не до конца развязанными.

Из этого рассказа можно видеть, сколь хитрыми уловками наш исконный враг, всегда присутствующий в вещах материальных, упорно следит за нашими помыслами.

КНИГА III, ГЛАВА 36. О ТЕХ, КОИХ ЯКОБЫ ОШИБОЧНО СЧИТАЮТ РАССТАВШИМИСЯ С ТЕЛОМ, О ПРИЗВАНИИ И ВОЗВРАЩЕНИИ МОНАХА ПЕТРА И О ВИДЕНИИ НЕКОЕГО ИНОКА

Григорий. Когда, о Петр, подобное происходит, то это, если правильно рассудить, не ошибка, а предупреждение свыше. Ибо горнее Милосердие по щедрой милости своей соизволяет, чтобы некоторые, даже по выходе из тела, возвращались в него и, увидев, убоялись адских мучений, в которые не верили, когда слышали о них.

Некий иллирийский монах, который в этом городе вместе со мною проживал в обители[217], рассказывал мне, будто ему в прежнее время, когда он еще жил в пустыне, стало известно, что как-то монах Петр, родом из иберийской земли[218], живший с ним в обширном безлюдном краю, называемом Евасою, еще раньше, чем удалился в пустыню, был поражен болезнью, как явствует из собственного его рассказа, и скончался; но затем в скорости, возвращенный в тело, свидетельствовал, будто узрел адские казни и множество мест огненных. Передавал он также, что видел некоторых из сильных мира сего, подвешенных над этим пламенем.

Когда и его уже повели, чтобы погрузить туда же, вдруг, говорит он, появился ангел сверкающего вида, который запретил окунуть его в огонь. И сказал ему ангел: «Выйди и тщательно соблюдай себя в течение последующей жизни». После сих слов в члены его стало постепенно возвращаться тепло и, пробудясь от вечного сна смерти, рассказал он все, что происходило вокруг него. В последующее же время он так угнетал себя постами и бдениями, что самое его обращение свидетельствовало о виденных им и устрашивших его мучениях, если бы даже язык его умолчал о них. Так совершилось над мертвым, по дивной милости божией, что он не умер.

Но так как человеческое сердце бывает отягчено великою жестокостью, то это предъявление адских мук не для всех одинаково полезно. Именитый муж Стефан, которого ты хорошо знал, самолично рассказывал мне, что, пребывая по некоторой причине в городе Константинополе, он, пораженный болезнью, скончался. Пока искали врача и умастителя, чтобы вскрыть его и набальзамировать, и в тот день не смогли найти, тело его лежало непогребенным в течение следующей ночи. Низведенный в разные части ада, увидел он многое, о чем раньше слышал, но не верил. Но когда его поставили перед восседавшим там судиею, тот его не принял и сказал: «Не этого я приказал привести, но Стефана-кузнеца». Немедленно же возвратили его в тело, а Стефан-кузнец, живший по соседству, с ним, в тот же час скончался. Так оправдались слышанные им слова, как это было доказано самою смертью Стефана-кузнеца.

Года три тому назад от поветрия, опустошившего город сей великою смертностью, во время коего воочию видели, как с неба падали стрелы и поражали отдельных людей, скончался, как ты знаешь, оный Стефан. В том же городе нашем некий воин, пораженный болезнью, приял конец. Испустив душу, лежал он бездыханный, но вскоре очнулся и рассказал, что с ним было. Говорил же он, как многим тогда стало известно, будто там был мост, под которым протекала река черная и мрачная, источавшая невыносимо зловонный пар. На противоположном же берегу расстилались луга приятные и зеленеющие, испещренные благоуханными полевыми цветами; на них виднелись сонмы людей, облаченных в белые одежды. Такое было в этих местах сладостное благовоние, что самый аромат сладостью своею насыщал расхаживающих там и живущих. Там же были отдельные жилища, исполненные сильным сиянием; там воздвигался некий дом, изумительной роскоши, который, казалось, строился из золотых кирпичиков, но чей был этот дом, он узнать не мог. Были на берегу означенной реки некие обиталища, но до одних доходили поднимавшиеся оттуда зловонные пары, других же источаемое рекою зловоние вовсе не касалось.