Памятники византийской литературы IV-IX веков

Почитают как бога Диониса, зачинщика ночных празднеств, наставника в пьянстве, совратителя чужих жен, безумного беглеца[504], в конце концов убитого титанами. Но какой же Дионис бог, если он не мог помочь себе, когда его убивали, если он безумствовал, пьянствовал и обращался в бегство?

Почитают и Геракла, тоже пьяницу, убийцу своих собственных детей, затем сгоревшего в объявшем его пламени. Какой же он бог, ежели он пьяница, убийца своих детей и сгорел в огне? И как он может помочь другим, когда не смог помочь самому себе?

Чтут бога Аполлона, он — завистлив, держит в руках то лук и колчан, то кифару и флейту. Он же дает людям предсказания за плату. Значит, Аполлон очень беден; но бог не может быть бедным, завистником и певцом на кифаре.

Почитают Артемиду, сестру Аполлона, страстную охотницу, обладательницу лука и колчана; носится она одна по горам с собаками, выслеживая лань или кабана. Но может ли быть богиней эта женщина-охотница, бегающая со сворой собак?

Даже Афродиту-развратницу почитают как богиню. Ведь однажды она возлегла на ложе Ареса, другой раз — Анхиса, третий — Адониса, смерть которого она оплакивает в поисках своего любовника. Про нее говорят, что она спускается в Аид, чтобы выкупить Адониса у Персефоны. Видел ли ты, царь, большее безрассудство? Считают богиней развратницу, обливающуюся слезами в своих жалобах!

Почитают богом охотника Адониса, погибшего в муках от растерзавшего его кабана и оказавшегося не в силах помочь себе в своем несчастий. Как же может заботиться о людях прелюбодей, охотник, погибший не своей смертью?

Вот, царь, как много позорного и еще более ужасного и дурного придумали греки о своих богах; грешно говорить об этом и лучше совсем не вспоминать. А люди берут пример со своих богов и допускают беззаконие, бесчестье, беспутство, оскверняя землю и воздух своими чудовищными поступками.

Египтяне же еще более невежественны и глупы, заблуждаются еще сильнее, нежели все другие народы. Ведь им мало оказалось халдейских и греческих святынь. Кроме них, они стали считать за богов бессмысленные существа — земные и морские, кусты и деревья и в своем полнейшем, бесстыдном безумии творят скверну хуже всякого иного народа, населяющего сию землю. Ведь в древние времена египтяне почитали Исиду, Осириса — ее брата и мужа, убитого ее братом Тифоном. Из-за этого Исида бежит со своим сыном Гором в сирийский Библон[505]; горько плакала она в поисках Осириса, пока Гор не вырос и не убил Тифона. Таким образом, ни Исида не могла помочь своему родному брату и мужу, ни Осирис не мог спасти себя от убийства Тифоном, ни Тифон, этот братоубийца, оказался не в силах отвратить от себя смерть, когда на него напали Гор и Исида. И вот тех, кто сам себя заклеймил подобными преступлениями, глупые египтяне считают богами!

VI. Встреча Варлаама и Иоасафа в пустыне

38. И вот Иоасаф остановился перед входом в пещеру. Постучав, он сказал: «Благослови, отче, благослови!»

Услышав его голос, Варлаам вышел из пещеры и узнал Иоасафа лишь по откровению свыше, ибо по внешнему виду трудно было узнать его из-за происшедшей в нем удивительной перемены: так сильно изменилась внешность Иоасафа с тех пор, как Варлаам видел его в расцвете молодости. Теперь же Иоасаф был черен от солнечного зноя, весь зарос волосами, щеки его впали, глаза провалились куда-то вглубь, веки были воспалены от потоков слез и множества перенесенных страданий. Иоасаф тоже узнал своего духовного отца более всего по сохранившемуся, присущему только ему одному, выражению глаз.

Сказание о сорока двух аморийских мучениках

Анонимное сказание о сорока двух славных защитниках фригийского города Амория (Малая Азия), осажденного арабскими войсками в 838 г., написано в первой половине IX в. На греческом языке оно сохранилось в нескольких редакциях, не содержащих существенных различий. Сказание повествует о греческих вождях и воинах, попавших в плен к арабскому халифу после взятия Амория. Несколько лет спустя они поплатились своей жизнью за то, что не согласились перейти в мусульманскую веру. С культурно-исторической точки зрения в сказании особенно ценны такие подробности, которые проливают свет на идейную борьбу и полемику между христианством и магометанством в IX в. Предлагаемая здесь редакция сказания уже в XI в. была переведена на древнеславянский язык, и перевод этот сохранился до настоящего времени.