11. На следующий день, покинув гробницу и преисполнившись еще большего усердия к богочестию, пришел Антоний к тому древнему старцу и стал просить его поселиться вместе с ним в пустыне. Но старец отказался и по причине своего возраста, и по непривычке к пустынной жизни. Тогда Антоний не медля устремился к горе. А враг, и на этот раз заметив его усердие и желая воспрепятствовать ему, подкинул на дороге большое призрачное серебряное блюдо. Антоний же, поняв хитрость ненавистника добра, остановился и, посмотрев на блюдо, изобличил скрывавшегося там дьявола такими словами: «Откуда в пустыне блюдо? Дорога эта неторная; нет даже следа проходивших здесь людей. Если блюдо упало, этого не могли не заметить, потому что оно очень большое; потерявший вернулся бы и, поискав, нашел, ибо место здесь пустынное. Дьявольская это хитрость. Но ею не воспрепятствуешь моему намерению, дьявол! Да погибнет это блюдо вместе с тобою»[13]
. И когда Антоний сказал это, оно исчезло, словно «дым от лика огня»[14].12. Затем идет он далее и видит уже не призрак, а настоящее золото, разбросанное по дороге. Враг ли положил его или какая высшая сила, которая и подвижника испытывает, и дьяволу показывает, что Антоний действительно даже не помышлял о деньгах, — этого и сам Антоний не говорил, и мы не знаем; известно только, что видимое было золотом. Антоний же, хотя и подивился его множеству, однако, перескочив через него, словно через огонь, прошел мимо, не оглядываясь назад, и до того ускорил шаг, что место это потерялось и скрылось из вида. Так все больше и больше укрепляясь в своем намерении, устремился он к горе. Найдя по другую сторону реки пустое огражденное место, от давнего запустения наполнившееся змеями, переселился он туда и стал там жить. Змеи тотчас удалились, словно их прогнал кто-то; Антоний же, заградив вход и сделав на шесть месяцев запас хлебов (так делают фивяне, и хлеб у них сохраняется перепорченным в течение целого года), воду имея внутри ограды, как бы укрывшись в недоступном месте, оставался там один; он и сам не выходил, и никого из приходящих не видел. Так долгое время жил Антоний отшельником, только два раза в год принимая хлебы через ограду[15]
.68. И вере, и благочестию Антония следует удивляться в высшей степени, ибо ни с отщепенцами мелетианами[16]
никогда не общался он, зная их давнее лукавство и отступничество, ни с манихеями[17] или с другими еретиками не беседовал дружески, — разве только для вразумления их, чтобы обратились к благочестию. И сам Антоний так думал, и другим внушал, что дружба и беседа с ними — вред и погибель душе. Гнушался также арианской ересью и убеждал всякого не сближаться с арианами и не перенимать их вероломства. А пришедших к нему однажды каких-то ариан Антоний расспросил и, убедившись в их нечестии, прогнал с горы, сказав, что речи их хуже змеиного яда.69. Однажды ариане распустили ложный слух, будто Антоний одинаковых с ними мыслей; он страшно на них разгневался; а потом по просьбе епископов и всей братии сошел с горы и, прибыв в Александрию, осудил ариан, сказав, что арианство — это последняя ересь и предтеча антихриста…[18]
74. Известно, что, когда после этого снова пришли к нему какие-то люди, которых греки считали мудрецами, и попросили рассказать о нашей вере во Христа (намеревались они начать рассуждение о проповеди божественного креста, чтобы посмеяться над ней), — Антоний, немного помедлив и сперва пожалев об их невежестве, сказал им через переводчика, прекрасно переводившего слова его:
«Что лучше: исповедовать крест или приписывать прелюбодейство и деторастление тем, кого вы называете богами? Ведь наше учение — это доказательство мужества и знак презрения к смерти; а ваше — страсть к распутству. Далее, что лучше? — говорить, что Слово божие неизменно, но, будучи одним и тем же, восприняло человеческую плоть ради спасения и блага людей, чтобы, приобщившись к роду человеческому, сделать людей сопричастными божественного и духовного естества или уподоблять божество бессловесным и, следовательно, почитать четвероногих животных, пресмыкающихся и человеческие изображения?..[19]
76. Поведайте же и вы нам свое учение. Что можете сказать о бессловесных, кроме того, что они неразумны и свирепы? Если же, как слышу, захотите утверждать, будто все это говорится у вас притчами и похищение девы есть иносказание о земле[20]
, а хромой Гефест — об огне, Гера — о воздухе, Аполлон — о солнце, Артемида — о луне, Посейдон — о море, то самого бога вы вовсе не почитаете, но служите твари, а не всеобщему творцу — богу. Если подобные басни сложили вы по той причине, что тварь прекрасна, то вы должны были только удивляться тварям, а не обожествлять их, чтобы не оказывать созданному той почести, какая подобает создателю. В таком случае вы должны воздавать почесть не архитектору, а построенному им дому или не военачальнику, а воину. Итак, что вы скажете на это, чтобы мы знали, — достоин ли крест презрения?»