Памятники Византийской литературы IX-XIV веков

А на пути их дом стоял великого стратига,
И близко к дому подойдя, герой воскликнул громко:
«Коль любит верно девушку прекраснейшую отрок
И коль проходит мимо он и прелесть ее видит,
То сердце сковано его и жизнь ему не в сладость!»
И голос сладкий юноши проник за стены дома,
И в изумленье там пришли, подобно Одиссею,
Что, находясь на корабле, сирен услышал пенье[179]

.Услышала и девушка призывы Дигениса,
Красою наделенная и прелестью безмерной,
Из рода знаменитого, прославленного всюду.
Владенья той красавицы и все ее богатства
Никто бы сосчитать не мог, представить не сумел бы,
Один лишь дом ее и тот нельзя воспеть достойно,
Мозаикой украшенный из мрамора и злата;
А там, где девушка жила, — отдельные покои,
Отделанные золотом, мозаикою пестрой, —
Покоями девичьими их в доме называли.
И стоило лишь девушке, богатой и прекрасной,
Пришельца юного того увидеть перед домом,
Как запылало сердце в ней, и жизнь ей стала в тягость,
Страданье обожгло ее, — и что здесь удивляться?
Всего острее красота, опасны ее стрелы,
В глаза вонзается она и в душу проникает.
Напрасно взгляд свой отвести от юноши старалась, —
Расстаться дева не могла с красою Дигениса,
И побежденный взор ее к нему тянулся снова.
И вот служанке на ухо она сказала тихо:
«В окошко выглянь, милая, — вот юноша приятный,
Ты видишь, как прекрасен он и как сложен на диво,
В зятья бы если взял его отец мой, повелитель,
Поверь мне, — зятя бы имел он лучшего на свете», —
И не сводила глаз с него, смотрела неотступно.
Не знал об этом юноша, и спрашивать он начал:
«Чей дом передо мной стоит, такой большой и страшный?
Стратига, может, самого, что по молве известен?
Не здесь ли девушка живет, прославленная всеми?»
«Ты прав, дитя сладчайшее, — отец ему ответил, —
Погибло много за нее ромеев благородных».
И снова сын спросил: «Отец! А как они погибли?»
«Задумали они, дитя, ту девушку похитить, —
Ведь, говорят, наделена она красою дивной.
И вот узнал о них стратиг, той девушки родитель.
Засады сделал тайные, попали все в неволю,
И головы лишил одних, других лишил он зренья,
Ибо велик могуществом и славен в этих землях».
Вздохнул печально Дигенис и так отцу ответил:
«Поверь, отец, похитить я не собираюсь деву,
А те засады тайные меня не испугают;
Лишь об одном прошу тебя, коль дашь на то согласье:
Стратигу предложи родство — пусть браком породнимся,
И если даст согласие, я стану ему зятем,
А тестем станет он моим по собственной охоте;
А коль согласия не даст, то горько пожалеет».
«Любимый сын мой, много раз я предложенье делал,
Но убедить никак не мог стратига согласиться».
Такие от отца слова в ответ услышал отрок
И вдруг заметил девушку — в окне ее увидел.
Глядел, как зачарованный, не в силах сделать шага,
Был разум потрясен его и сердце трепетало;
Погнал коня он под окно, приблизился к той деве
И тихим голосом с такой к ней речью обратился:
«Дай знать мне девушка, прошу, не обо мне ль мечтаешь?
Коль обо мне, скажи скорей, и будешь мне женою;
Коль в мыслях у тебя другой, просить не стану больше».
Услышала то девушка, служанке поручила:
«Спустись и отроку скажи, служанка дорогая:
«Ты душу захватил мою — господь тому свидетель;
Не знаю только, юноша, из рода ты какого;
Коль звать тебя Василием, Акритом Дигенисом,
Знатна тогда семья твоя и всех других богаче,
И родственники мы с тобой — от Дук ведь происходим.
Но стражу мой отец, стратиг, из–за тебя расставил, —
Дошла и до него молва о всех твоих деяньях;
Так берегись, не попади из–за меня в опасность,
Смотри, чтоб юности своей до срока не лишиться —
Не знает сострадания отец мой беспощадный».
И снова он заговорил и девушке ответил:
«В окошко выгляни, мой свет, красу свою яви мне,
И пусть любовь безмерная мое охватит сердце.
Ты видишь — молод я еще и мало жил на свете,
Путей любви не ведаю и не знаком со страстью;
Но коль желанье быть с тобой наполнит мою душу,
То знай: стратиг, родитель твой, и все его родные,
И слуги–воины его, — пусть мечут свои стрелы,
Пусть заблистают их мечи — бессильны предо мною!»
И не могли они никак свою беседу кончить.
К поступку безрассудному любовь их побуждала;
Над всеми властвует любовь, порабощает разум
И правит мыслями она, словно конем возница;
И оттого влюбленные владеть собой не могут,
Родные не смущают их, сосед им не помеха;
И, стыд забыв, они любви становятся рабами.
Пришлось такое испытать и деве благородной.
И из окна она чуть–чуть златого наклонилась,
Мгновенно очи юноши краса ее затмила,
И ту солнцерожденную[180] не мог он видеть ясно;
Казалось, будто лик ее сиянье излучает,
И выглядела девушка как будто на картине:
Светловолосою была красавица, кудрявой,
Со взглядом радостным, живым и с черными бровями;
Напоминало снег лицо, украшенное дивно
Цветком бесценным пурпура, приятного владыкам.