— В научной политической экономии Маркса, — сказал я, — главным является то, что она вскрыла природу капиталистической эксплуатации. Маркс открыл закон прибавочной стоимости, показал внутренний механизм развития капитализма и его историческую обреченность. А что главное в вашем учении, которое уже сейчас именуют кейнсианством?
Кейнс подумал и с убежденностью ответил:
— По этому поводу можно распространяться долго. Но если коротко, то главное в моей теории государственного регулирования экономики состоит в том, чтобы добиться поддержания эффективного спроса и полной занятости.
Нет, не добились страны капитала после войны того, на что уповал Кейнс, — ни эффективного спроса, ни полной занятости. Однако ряд его идей получил практическое воплощение. В западных странах появилось множество его последователей. Созданы школы неокейнсианства. В них некоторые положения Кейнса в какой-то степени «пересмотрены» и «развиты». Одни преемники ушли от него «влево», другие — «вправо».
А результат? Помогло ли кейнсианство или неокейнсианство спасти капитализм от его бед?
Ни в коем разе. В капиталистическом мире, и это показал опыт всех послевоенных лет, вместо эффективного спроса — почти постоянная инфляция и тщетные попытки предотвратить экономические кризисы, которые проявляются в падении производства, недогрузке его мощностей, нарушениях в денежно-кредитной и валютно-финансовой сферах. Что же касается «полной занятости», то об этом лучше всего могут рассказать миллионы безработных в странах капитала.
Несколько слов о том, какое впечатление произвел на меня Кейнс просто как человек. Если смотреть на Кейнса, когда он идет по коридорам дворца, в котором проводились заседания конференции, то казалось, что идет человек, никого не видящий, углубленный в свои мысли. Импозантный вид отличал его от других. Темный костюм, сшитый из первоклассного английского сукна, выглядел отлично. У него никогда не заметишь той нарочитой неряшливости, которой иногда любят щеголять английские аристократы. Да, как это ни странно — нарочитой неряшливости…
Цену себе Кейнс, конечно, знал. Беседовать о делах он предпочитал по-крупному. Просто, как говорят, по-светски судачить он не любил, о чем рассказывали и его соотечественники.
Вид Кейнса во время моих встреч с ним не внушал никаких опасений насчет его здоровья, так как выглядел он хорошо. Однако умер он сравнительно рано, в возрасте 63 лет. Это случилось вскоре после войны: в 1946 году.
Интересный человек, тонкий собеседник, ученый сильного таланта, служивший, разумеется, своему классу и той демократии, в условиях которой росли и жили его предки, — таков абрис портрета Кейнса.
Чем заменяют серьезное искусство
Каждый человек, знакомый с явлениями культурной жизни США, не может не спросить:
— Что же больше всего нравится рядовому американцу?
— Должны же люди уделять внимание тому, что во всем мире называется культурой, духовной жизнью?
— Ведь должны же они отдыхать после рабочего дня, проводить как-то свое свободное время?
— Не может же все их внимание, время поглощать кино с его убийствами и садизмом, с грубостью и порнографией, с непомерно амбициозным, кликушеским восхвалением американского образа жизни?
Никто никогда не подсчитывал точно, сколько в США имеется низкопробных очагов, в которых предлагается обывателю и живой товар, и неодушевленный, — лишь бы он только выложил «деньги на бочку». Такие очаги могут прикрываться самыми невинными вывесками — «Ресторан», «Шоу с танцами», «Бассейн», наконец, просто «Место для встреч».
А сколько суррогатов, заменяющих кинотеатры?
Едет, например, в машине американец с семьей и вдруг читает надпись: «Кино, не выходя из автомобиля». И, действительно, видит огромный экран, вблизи которого нет людей, но зато стоят только одни автомашины на расстоянии, по крайней мере, до сотни метров в ширину и на столько же вглубь. Это — своего рода место для загородной «духовной жизни».
Раньше типичным для американцев считался выезд за город на пикник. В какой-то степени это практикуется и сейчас. Но многие американцы все больше привыкают проводить свое свободное время у телевизора и в кино. Они считают, что пикник не выдерживает экзамена на остроту ощущений, так как показа убийств, других видов насилия в таких условиях нет, а азартные игры в рамках семьи либо даже с близкими друзьями особого интереса уже не вызывают.
Все чаще люди ищут острые ощущения в «злачных» местах, о существовании которых знают многие представители прессы, не говоря уже о тех, кто по долгу службы должен следить за порядком. Но их не трогают до тех пор, пока там не произойдут драка, поножовщина, ограбление, убийство. Каждый наживается, как умеет, — он «делает деньги». Дух наживы выступает в качестве одной из норм образа жизни.