Памятные встречи

На скалистой вершине они задержались, прижались к земле, замерли. Над птицами стала кружиться пустельга. Она долго трепетала в воздухе, не двигаясь с места, а потом ринулась на одного кеклика. Раздался громкий крик, и куропатка подпрыгнула в воздух, навстречу хищнику, намереваясь отразить его атаку ударом клюва.

Нападение не удалось.

Вновь пустельга затрепетала над добычей, опять бросилась вниз и снова встретила решительный отпор.

И так несколько раз.

Пустельга — небольшая хищная птица. Обычно она питается крупными насекомыми, пробавляется мышами, мелкими птицами. А тут кеклики…

Зачем ей понадобилось нападать на них? Может быть, ради забавы? Или ранее, когда кеклики были совсем крошечными, пустельга не раз нападала на них, беззащитных. А теперь вот вспомнила и принялась за старое.

Курочка-дурочка

После долгих пасмурных дней пришла звездная ночь, и к утру ударил мороз. Лес нарядился в иней, побелел. По горной реке Чилик пошла шуга. Льдинки тихо шелестели и, ударяясь о скалистые берега, крутились хороводом. В лесу над теплой протокой повис туман, и ветви, свисающие над берегами, оделись сверкающими алмазами ледяных кристаллов.

Я бреду вдоль Теплой протоки, продираюсь сквозь колючие заросли, где можно, прыгаю на галечниковый берег, обходя мокрые места по камням. Мне очень хотелось заснять водяную курочку-пастушку. Сейчас они все здесь. Но курочки очень осторожны, завидев человека издали, согнувшись, убегают, а потом внезапно ныряют в прибрежные заросли. У каждой курочки — свой участок, свои владения, каждая знает свое место, на чужое не идет, и получается, будто меня, непрошеного посетителя этого тихого местечка, провожают друг к другу курочки.

Нет, видимо, не будет удачной моя охота с фотоаппаратом. Но мне неожиданно везет. В том месте, где через протоку от егерского поста проложены хлипкие мостки, на мелководье ковыряется курочка и не обращает на меня никакого внимания, будто меня и нет, а на свете только она одна, сама по себе, маленькая царевна проточки. Я щелкаю затвором фотоаппарата, курочка очень занята, хватает клювом зеленые водоросли, полощет их, как хозяйка белье, вытряхивая из них всякую мелкую живность, личинок водных насекомых. Но когда я, увлекшись преследованием своей добычи, делаю неосторожное и резкое движение, курочка ныряет в кусты, но будто так, сама по себе и вовсе не из-за меня. И потом вскоре снова появляется.

Наверное, хорошо поохотившись среди зеленых водорослей, она перестала искать добычу, зашла по самое брюшко в воду и принялась купаться. Какая забавная! Мороз пощипывает уши, по берегам белые наледи, а она принимает ванну, прихорашивается, поправляет перышки! Потом вышла на бережок, почистилась, клювом навела порядок на своем сереньком костюме, потрясла вздернутым кверху, как у настоящей курицы, хвостиком, сладко-сладко потянулась, расправила крыло и вдруг стала другой, тонкой, длинной, как палочка. И помчалась вдоль берега мимо мостков по чистому месту на другой заливчик проточки. Видимо, это открытое место считалось опасным, и полагалось на нем не задерживаться ни на секунду и бежать по нему изо всех сил, как можно быстрее.

В заливчике курочка снова успокоилась, распушилась и опять пошла мыть и полоскать водоросли, вытряхивать из них всяческую мелкую живность.

— Знаю я эту курочку, — сказал егерь. — Все курочки, как курочки, осторожные, чуткие, а она — курочка-дурочка, не боится человека. То ли привыкла, что мы через мостки ходим, то ли от роду такая. Вот приедут из города охотники, достанется ей. Им-то что, лишь бы было в кого пальнуть. Попугать ее, что ли?

— Попугайте, пожалуйста, курочку-дурочку, — попросил я, — уж пусть она лучше найдет другой участок, да останется живою!

Вскоре я стал невольным свидетелем небольшого события уже среди домашних кур. Из домика возле егерского поста я слышу: что-то произошло возле арыка. Из зарослей бурьяна несутся громкие крики кур. Из окна никак не разглядеть, что там такое. Надо выйти, узнать, в чем дело.

Рябая курица с ожесточением на кого-то набрасывается, клюет. Другие куры, подбегая, тоже отвешивают удары и отскакивают в сторону. Поодаль бегает петух и, шаркая ногами о землю, громче всех кричит.

Я подхожу ближе. Куры расступаются, уходят. На земле лежит растерзанная степная гадюка. Голова ее расклевана, из многочисленных ран на теле сочится кровь. Тонкий хвост змеи нервно вздрагивает и замирает.

Вот так куры!

— Это уже не первую гадюку куры приканчивают, — рассказывает не без гордости жена егеря. — Защищают наш участок! Убьют, а сами не едят. Брезгуют. И рябая курица самая первая зачинщица. Нам без кур здесь никак жить нельзя. Когда приехали два года назад, столько было слепня, скотине деваться было некуда. Куры до слепня очень охочи. Так и вертятся возле коровы да лошади. И всех поклевали. Не стало слепня. Скоро и гадюк не станет.

— Мила! — спохватившись, кричит женщина своей маленькой дочери. — Ты почему туда пошла? Сколько раз говорила! Ходи только с курами, не то укусит гадюка!

Разговор сплюшек