Пан Володыевский

Пани Маковецкая хотела расспросить Басю об этом ошеломляющем известии. До этого времени она и не догадывалась о каких-нибудь чувствах между Кшисей и Кетлингом, но Бася помчалась за паном Заглобой, чтобы самой присмотреть за запряжкой. Она помогала вывести лошадей, закладывать их в коляску, наконец, сидя на козлах, с непокрытой головой подъехала к крыльцу, на котором пан Заглоба и стольник дожидались уже одетые.

— Слезай! — сказал ей Заглоба.

— Не слезу!

— Слезай! — говорю тебе.

— Не слезу! Хотите ехать, садитесь, а нет, я одна поеду!

Сказав это, Бася подобрала вожжи, а они, видя, что упорство девушки может их задержать, оставили ее в покое.

Между тем прибежал кучер с кнутом, и пани Маковецкая успела еще вынести Басе теплую одежду, потому что день был холодный.

И они тронулись.

Бася осталась на козлах; пан Заглоба, желая поговорить с нею, уговаривал ее пересесть на переднее сиденье, но она и этого не хотела сделать, быть может, из боязни, что ее будут бранить, и Заглобе пришлось допрашивать ее издали; а она отвечала, не поворачивая головы.

— Откуда ты узнала, — спросил он, — про тех двух, о чем говорила Михалу?

— Я все знаю.

— Кшися тебе что-нибудь сказала?

— Кшися мне ничего не говорила.

— Может быть, шотландец?

— Нет, но я знаю, что он из-за этого и в Англию уезжает. Он всех провел, но только не меня.

— Удивительная вещь! — сказал Заглоба. Бася ответила на это:

— Это ваша работа, не нужно было их толкать друг к другу!

— Сиди там тихо и не вмешивайся не в свои дела! — ответил пан Заглоба; его задело то, что упрек этот был сделан при стольнике летичевском.

И минуту спустя он прибавил:

— Я толкал их? Я сватал? Вот это мне нравится!

— Ага, может быть, не так? — возразила девушка. И дальше они ехали молча.

Пан Заглоба все же не мог отрешиться от мысли, что Бася права и что во всем, что произошло, немалая доля и его вины. Мысль эта сильно его мучила, а так как и шарабан трясло при этом жестоко, то старый шляхтич пришел в отвратительное настроение и не скупился на упреки себе.

«Было бы очень справедливо, — думал он, — если бы Володыевский с Кетлингом обрезали мне уши. Женить кого-нибудь против воли — это все равно что заставить его ездить верхом лицом к лошадиному хвосту. Эта муха права! Если те там подерутся, кровь Кетлинга падет на меня. Интриг мне захотелось на старости лет! Тьфу, черт возьми! И меня чуть было не провели за нос, я ведь только смутно догадывался, почему Кетлинг едет за море, а та галка идет в монастырь, между тем, как оказывается, гайдучок все уже давно раскусил».

Тут пан Заглоба задумался, а минуту спустя пробормотал:

— Шельма, а не девушка! Михал, верно, у рака глаза занял, если ту куклу предпочел ей.

Между тем они приехали в город, и тут-то начались настоящие трудности, потому что никто из них не знал, где теперь живет Кетлинг и куда мог отправиться Володыевский; искать же их в такой толпе было то же самое, что искать зерно в четверике мака. Прежде всего они отправились ко двору великого гетмана. Там им сказали, что Кетлинг еще утром должен был ехать в заморское путешествие. Володыевский тоже был там и расспрашивал о Кетлинге, но куда он отправился, никто не знал. Предполагали, что он поехал в полк, который стоял за городом.

Пан Заглоба велел ехать к лагерю, но и там они ничего не узнали. Объехали все гостиницы в улице Длугой, были на Праге — все напрасно.

Между тем наступила ночь, и так как найти помещение в гостинице нельзя было и думать, то им пришлось возвращаться домой. Возвращались они очень озабоченные. Бася плакала, набожный стольник читал молитвы, а Заглоба не на шутку встревожился. Тем не менее он старался успокоить и себя, и других.

— Ха! Мы беспокоимся, а Михал, может быть, уже и дома!

— Или убит! — сказала Бася.

И она заерзала на сиденье, повторяя со слезами:

— Мне надо язык отрезать! Я во всем виновата! Во всем виновата! Господи, я с ума сойду!

— Молчи, девушка, — сказал Заглоба, — виновата не ты, и знай, что если кто-нибудь из них и убит, то не Михал!

— Мне жаль и того! Прекрасно мы отплатили ему за гостеприимство, нечего сказать! Боже! Боже!

— Правда! — вставил стольник.

— Да бросьте вы это! Кетлинг теперь уже ближе к Пруссии, чем к Варшаве. Ведь вы слышали, что он уехал. Я надеюсь на Бога, что если даже они и встретятся, то вспомнят свою старую дружбу и годы, проведенные вместе… Ведь они всегда ездили вместе, стремя у стремени, вместе ездили на разведки, спали на одном седле, в одной крови обагряли руки. Во всем войске известна была их дружба, и Кетлинга за его красоту называли женой Володыевского. Невозможно, чтобы они не вспомнили этого, как только увидят друг друга!

— Но иногда и так бывает, — сказал рассудительный стольник, — что величайшая дружба превращается в величайшую ненависть. В наших странах пан Дейма убил Убыша, с которым двадцать лет жил в самом лучшем согласии. Я могу вам рассказать подробно про этот несчастный случай.