Пан Володыевский

— Ради бога! Бася! — воскликнул пан Михал. Стараясь унять ее волнение, он обнял ее, а она изо всех сил прижалась к его груди, так что он почувствовал биение ее сердца, трепетавшего, как у измученной птички. Он обнял ее еще крепче, и они так застыли.

Все кругом было тихо.

— Бася! Хочешь быть моей? — спросил маленький рыцарь.

— Да, да, да! — ответила Бася.

Услышав этот ответ, и он поддался увлечению, прижал свои губы к ее алым девственным губам, и они опять застыли…

Между тем загремела бричка, и пан Заглоба вошел в сени, потом в столовую, где сидел Маковецкий с женой.

— Нет Михала! — крикнул он, не переводя дыхания. — Искал его везде. Пан Кшицкий говорил, что видел его с Кетлингом. Они, наверное, дрались!

— Михал здесь, — ответила пани Маковецкая, — привез Кетлинга и отдал ему Кшисю.

Соляной столб, в который была превращена жена Лота, был, верно, менее похож на настоящий столб, чем пан Заглоба в эту минуту. Несколько минут царило молчание, потом старый шляхтич протер глаза и сказал:

— Э?

— Кшися с Кетлингом здесь рядом, в комнате, а пан Михал пошел помолиться, — ответил стольник.

Пан Заглоба, не задумываясь, вошел в смежную комнату, и хотя уже знал обо всем, но, увидав Кетлинга рядом с Кшисей, снова застыл в изумлении. Они вскочили, смущенные, и не знали, что сказать; тем более что вслед за Заглобой вошли и Маковецкие.

— Всю жизнь буду благодарен Михалу, — сказал наконец Кетлинг. — Наше счастье — дело его рук!

— Дай вам Бог счастья! — сказал стольник. — Желанию Михала мы противиться не будем!

Кшися бросилась в объятия пани Маковецкой, и обе расплакались. Пан Заглоба был точно оглушен. Кетлинг склонился к ногам стольника, как сын к ногам отца, а тот поднял его и от наплыва ли мыслей или от смущения сказал:

— А пана Убыша пан Дейма убил! Благодарите Михала, а не меня!

Минуту спустя он спросил:

— Жена, как звали ту панну?

Пани Маковецкая не успела ответить, потому что в эту минуту вбежала Бася, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, с волосами, совсем упавшими на глаза, — подбежала к Кетлингу и Кшисе и, тыкая пальцем в глаза то тому, то другому, закричала:

— Ну и ладно! Вздыхайте, любите, женитесь! Вы думаете, что пан Михал один будет на свете? Так нет же: я за него махну! Я его люблю и сама ему первая сказала! Первая сказала, а он спросил, пойду ли я за него, а я ему ответила, что предпочитаю его десяти другим, потому что люблю его и буду ему самой лучшей женой, и никогда не покину его, и мы будем вместе воевать! Я давно люблю его, хоть ничего не говорила, потому что он самый честный, самый хороший и любимый! Теперь вы можете жениться, а я за пана Михала махну, хоть завтра… потому что…

Но тут у Баси захватило дыхание.

Все поглядывали друг на друга, не понимая, с ума ли она сошла или говорит правду? Потом все стали смотреть с изумлением на нее. Вдруг в дверях показался Володыевский.

— Михал, — спросил стольник, немного придя в себя, — правда ли то, что мы слышим?

На это маленький рыцарь ответил с глубочайшей серьезностью:

— Господь сотворил чудо: она — мое утешение, моя любовь, мое величайшее сокровище!

После этих слов Бася снова подскочила к нему, как серна. Между тем выражение изумления исчезло с лица пана Заглобы, его седая голова затряслась, он широко раскрыл объятия и воскликнул:

— Ей-богу, зареву… Гайдучок, Михал, подите ко мне…

Часть вторая

I

И он любил ее безумно, и она его любила, и хорошо им было вместе. Хотя они были женаты четыре года, детей у них не было. Зато хозяйство шло у них превосходно. Володыевский купил близ Каменца на свои и Басины деньги несколько деревень, и купил их дешево: в той местности многие помещики из страха перед нашествием турок охотно продавали свои земли. Он ввел в этих владениях строгий, чисто военный порядок; беспокойное население держал в железных руках, на месте погоревших изб ставил новые, строил укрепленные хутора, по которым расставлял временные гарнизоны, — словом, как прежде он ревностно защищал страну, так теперь он ревностно хозяйничал, не выпуская сабли из рук.

Слава его имени служила лучшей охраной его владений. С некоторыми мурзами он дружил. С другими вступал в борьбу. При одном воспоминании о Маленьком соколе в ужас приходили и своевольные шайки казаков, и летучие отряды татарских хищников, и степные разбойники; стада его лошадей и овец, его буйволы и верблюды могли свободно пастись в степи. Не трогали даже его соседей. Состояние его с помощью дельной жены росло. Его окружала всеобщая любовь и уважение. Отчизна наградила его чинами, гетман его любил, хотинский паша при воспоминании о нем причмокивал губами. Имя его с уважением повторяли в далеком Крыму и в Бахчисарае.

Хозяйство, война и любовь были три главные нити в его жизни.