— Сделает, сделает; и я со своей стороны приложу старанья! Заглоба sum, да будет тебе, сударыня, это известно! — воскликнул старый воин, растроганный слезами женщин.
Тогда пани Боская кивнула Зосе, а та поспешно вытащила из-за корсажа письмо и подала его маленькому рыцарю.
Тот взглянул на почерк и сказал:
— От пана гетмана!
После чего сломал печать и начал читать:
«Наилюбезнейший моему сердцу пан Володыёвский! Посылаю тебе с дороги через пана Богуша искреннюю мою симпатию, а также инструкции, с каковыми пан Богуш ознакомит тебя personaliter. Не успел я после тяжких трудов расположиться в Яворове, тотчас новая появилась забота. Камнем лежит она у меня на сердце, ибо я всю жизнь пекусь о благе своих солдат, — позабудь я о них, господь обо мне забудет. Тому уже несколько лет, как орда пленила под Каменцем пана Боского, достойнейшего рыцаря и любимого моего сотоварища. Супругу его и дочку я приютил в Яворове, но нет в их душах покоя — одна по отцу слезы льет, другая по мужу. Я писал через Пиотровича в Крым пану Злотницкому,[40]
нашему посланнику, чтоб они там Боского повсеместно искали. Будто бы даже нашли его, но он тут же был спрятан, отчего вместе с иными пленниками выдан быть не мог и, верно, по сей день ворочает веслом на галерах. Женщины, утративши всякую надежду, совершенно отчаялись и даже просьбами донимать меня перестали, я же, найдя их по возвращении в неутешной печали, понял, что не прощу себе, ежели как-либо им помочь не попытаюсь. Ты от тех краев неподалеку стоишь и, как мне известно, многим мурзам побратим, почему я и посылаю к тебе оных женщин, а ты им окажи помощь. Пиотрович вскоре ехать собирается. Дай ему письма к твоим побратимам. Сам я ни визирю, ни хану писать не могу, поскольку оба ко мне весьма нерасположены, и притом, боюсь, напиши я им, они посчитают Боского чересчур важной птицею и неимоверный затребуют выкуп. Пиотровичу поручил безотлагательно этим делом заняться, накажи, чтобы без Боского не возвращался, и побратимов всех расшевели. Хоть они и нехристи, но клятву верности свято блюдут, а к тебе должны особое питать уваженье. А в общем, поступай по своему усмотрению; съезди в Рашков, пообещай троих знатных пленников взамен — лишь бы только Боский, если еще жив, вернулся. Никто лучше тебя всех путей и подходов не знает — говорят, ты уже своих родных выкупал. Да поможет тебе бог, а я тебя еще сильней люблю, ибо в душе моей затянется рана. В твоих хрептевских владениях, я слыхал, все спокойно. Так я и полагал. За Азбой только приглядывай. De publicis «Пани Боская все время, пока Володыёвский читал письмо, плакала, а Зося вторила ей, возводя к небу свои лазоревые глазки.
Между тем, не успел еще пан Михал закончить чтение, прибежала Бася, уже переодевшаяся в женское платье, и, увидев слезы на глазах матери и дочери, встревоженно принялась выспрашивать, в чем дело. Тогда пан Михал прочитал ей письмо, она же, внимательно все выслушав, не задумываясь горячо поддержала просьбы гетмана и Боской.
— Золотое у пана гетмана сердце! — воскликнула она, обнимая мужа, — но и мы ему не уступим, да, Михалек? Пани Боская погостит здесь у нас до возвращения супруга, а ты месяца за три вызволишь его из Крыма. А то и за два, верно?
— Завтра же, нет, через час! — шутливо промолвил пан Михал. И добавил, обратившись к пани Боской: — Супруга моя, как видишь, в долгий ящик ничего откладывать не любит.
— Да благословит ее за это бог! — сказала Боская. — Зося, целуй руки пани Володыёвской.
Но пани Володыёвская и не подумала протянуть руки для поцелуя, а вместо этого они с Зосей еще раз облобызались, потому что как-то сразу пришлись друг дружке по душе.
— Будем держать совет, милостивые судари! — воскликнула Бася. — Совет, совет, живее!
— Живее, а то у ней земля горит под ногами, — пробурчал Заглоба.
На что Бася ответила, тряхнув светлыми вихрами:
— Не у меня под ногами земля горит, а у этих женщин в сердцах от горя огонь пылает!
— Никто тебе в твоих благих намерениях препятствовать не собирается, — сказал Володыёвский, — только сперва надобно выслушать историю пани Боской во всех подробностях.
— Зося, расскажи все, как было, мне слезы говорить мешают, — промолвила почтенная матрона.
Зося потупилась, уставя взор в землю, и зарделась, как маков цвет, не зная, с чего начать, ужасно смущенная тем, что предстоит держать речь в столь многолюдном обществе.
Но пани Володыёвская пришла ей на помощь:
— Так когда ж, Зоська, пана Боского угнали в полон?
— Пять лет тому, в шестьдесят седьмом, — тоненьким голосочком ответила Зося, не поднимая длинных своих ресниц.
А потом выпалила одним духом: