Встреча эта воочию показала ей, что за люди живут в этих краях и чего можно от них ожидать. Правда, в том не было для нее неожиданности. Из собственного опыта и из хрептёвских рассказов она знала, что былые мирные жители либо покинули пустынные эти места, либо война поглотила их; те же, кто остались здесь, жили в постоянном страхе перед войною, среди бесконечной усобицы и татарских набегов, во времена, когда человек человеку волк, без церкви, без веры, не видели ничего, кроме убийств и поджогов, не знали иного закона, кроме закона кулака, и потому лишились всех человеческих чувств и уподобились дикому лесному зверью. Бася отлично знала о том; однако же человек одинокий, заблудившийся в пустынном краю, угнетенный голодом и холодом, невольно ждет подмоги прежде всего от существ себе подобных. Так и она, завидев дым – признак жилья, невольно, следуя первому сердечному порыву, устремилась туда, чтобы именем Христовым приветствовать поселян и под их кровом приклонить усталую голову. Но жизнь предстала ей тотчас во всей своей жестокости, как злобный пес, и оттого сердце ее преисполнилось горечи, и слезы обиды, разочарования подступили к глазам.
«Неоткуда помощи ждать, единственно от Бога, – думала она, – только бы никого больше не встретить».
А потом стала размышлять: с какой стати мужик подражал перепелке? Не иначе поблизости находились люди, и он вознамерился кликнуть их. Не в разбойничий ли стан она попала? Быть может, изгнанные из прибрежных яров разбойники укрылись в лесной глуши, где соседство бескрайних степей обеспечивало большую безопасность и при необходимости облегчало бегство?
«А что, если несколько их встретится, а то и более десятка? – раздумывала Бася. – Мушкет одного сразит, два пистолета – еще двух, сабля – ну пусть еще двух, а если их больше окажется, страшная смерть меня ожидает».
И как прежде среди пугающей ночи молила она, чтобы поскорее пришел день, так теперь с тоской ожидала сумерек, которые укрыли бы ее от злых глаз.
Дважды еще во время безостановочной скачки случалось ей проезжать вблизи от жилья. Как-то увидела она на краю высокой равнины с дюжину хат. Может, там жили вовсе не разбойники, но она предпочла миновать хаты на полном скаку, зная, что и поселяне немногим лучше разбойников; в другой раз до ушей ее донесся звук топора, бьющего по дереву.
Желанная ночь опустилась наконец на землю. Бася так устала, что, очутившись в голой безлесной степи, сказала себе: «Тут об дерево не разобьешься, посплю-ка я, пусть даже и замерзну».
Когда она уже смыкала веки, ей почудилось, будто там, вдалеке, на белом снегу, движутся в разных направлениях какие-то черные точки. На мгновение она пересилила сон и бормотнула: «Верно, волки!»
Но не проехала и нескольких десятков шагов, как точки эти исчезли, и она тотчас же заснула, да так крепко, что проснулась, только заслышав под собою ржание бахмата.
Бася огляделась вокруг: она была на лесной опушке и проснулась как раз вовремя, иначе могла бы разбиться о дерево.
И тут заметила, что другого коня нету рядом.
– Что случилось? – испуганно вскрикнула она.
А случилась вещь самая что ни есть простая: Бася привязала, правда, поводья скакуна к луке своего седла, но окоченевшие пальцы плохо ее слушались, и она не сумела потуже затянуть узел; поводья расслабились, потом и вовсе развязались, и утомленная лошадь отстала, чтобы поискать корм под снегом или прилечь.
На счастье, пистолет у Баси был не в кобуре, а за поясом; рог с порохом и мешочек с семенами тоже были при ней. В конце концов, беда не велика: бахмат Азьи если и уступал ее скакуну в скорости, зато несомненно был выносливее в беге, лучше переносил холод. Но Басе стало жаль любимого своего скакуна, и она тут же решила отыскать его.
Однако ее удивило, что нигде в степи его не было видно, хотя ночь стояла на диво светлая.
«Отстал, отстал, – думала она, – не вперед же он пошел, наверное, улегся где-нибудь в ложбинке, вот я и не вижу его».
Бахмат снова заржал, весь трясясь и прядая ушами, но из степи ему ответило молчание.
«Поеду поищу», – сказала Бася.
И уже поворотила коня, когда внезапная тревога закралась ей в душу, словно человеческий голос взывал к ней:
«Не возвращайся, Бася!»
И в эту как раз минуту тишину нарушили зловещие звуки, близкие, но идущие как бы из-под земли: то был вой, хрипенье, скулеж, стоны и, наконец, визг ужасный, короткий – оборванный… Это показалось тем более страшным, что в степи ни зги не было видно. Басю облил холодный пот, с посинелых губ ее сорвался крик:
– Что это? Что случилось?
Правда, она почти сразу догадалась, что это волки загрызают ее коня, но не могла взять в толк, отчего не видит этого, хотя, судя по звукам, происходило все в каких-нибудь пятистах шагах от нее.