Пандем

В стороне от автострады стояла башенка, похожая на энергостанцию в миниатюре, только вместо паруса над ее крышей кружилась голубиная стая.

— Мне не для чего жить, — пробормотал старик. — Я всю жизнь работал. Я шел к своему успеху, как альпинист к вершине… Потом все горы исчезли, я стою на равнине, мне все равно, куда идти.

— Успех — это когда о вас все знают? — спросил Виталька. — Вот у меня есть тетя Александра, она искусствовед, и она говорит…

— Искусство здесь ни при чем, — оборвал его старик. — Вертеться среди поклонников — это не успех… Успех — это когда ты можешь изменить мир. Хоть чуть-чуть. Именно ты, своей волей. Успех — это власть, если хочешь знать… Самым большим успехом в нашем мире пользуется знаешь кто? Пандем. Он уже изменил мир до неузнаваемости и еще изменит. Он владеет всеми нами, его воля — верховная…

Голуби сделали еще один круг.

— Если бы вы поговорили с Пандемом, — тихо сказал Виталька, — вы поняли бы, что это не так. Вот у меня есть дядя Алекс, он тоже говорил, что Пандем — чудовище, которое хочет всех поработить. Но даже он теперь так не считает!

Владимир Альбертович странно усмехнулся.

— Я не понимаю, — сказал Виталька после длинной-длинной паузы. — Мне кажется, это все равно что завязать себе глаза и говорить, что не нуждаешься в свете.

Старик молчал.

— Вы обижены на него, — сказал Виталька. — Потому что у вас была работа, которая стала ненужной.

— Мальчик, — сказал Владимир Альбертович, одним этим словом загоняя Витальку во множество мальчиков, какие только есть на свете. — Мне восемьдесят семь лет… И почти семьдесят два из них я прожил, не нуждаясь в Пандеме.

— Но это же не довод, — тихо сказал Виталька. — Человечество тысячи лет жило, не зная земледелия… ремесел… машин… Наверняка находился кто-то, кто говорил: не поеду на этом паровозе…

Владимир Альбертович посмотрел на Витальку с интересом.

— Экий у тебя… технократический подход. Пандема сравниваешь с паровозом?

— Нет, конечно, — Виталька смутился. — Но есть такая теория, что Пандем — нормальный этап в развитии человечества. Что это скачок, сравнимый с возникновением жизни на земле, возникновением разума… Человечество теперь достигнет космоса и станет бессмертным. А без Пандема этого не вышло бы.

— Почему? — тихо спросил Владимир Альбертович. — Это Пандем тебе сказал? Что человек без него, Пандема, ничего не может? Ничего не стоит? Да?

— Ой, — Виталька поерзал. — Ну это неправильно — противопоставлять человека и Пандема. Это все равно что выбирать, правая рука лучше или левая нога. Это части одного целого…

— В мои времена человек был сам по себе, — сказал Владимир Альбертович. — Сам себя делал, сам за себя отвечал… а вовсе не был чьей-то левой ногой…

— Но он же не среди пустыни жил, — удивился Виталька. — Какие-то были общие, эти… законы! Это было гораздо хуже, потому что перед законом вроде бы все равны. Все одинаковые. А Пандем — никогда не скажет, что люди одинаковые. Для него они всегда очень разные. Вот для него они — каждый сам по себе…

— Вас в школе так учат? — после паузы спросил Владимир Альбертович.

— Нет, — Виталька не понял, прозвучало в словах его собеседника уважение или, наоборот, презрение. — Чему тут учить? И так ведь все понятно, стоит чуть-чуть задуматься… И потом, Пандем ведь сам про себя ответит, если только его спросишь.

— А не соврет?

Виталька долго смотрел на него. Обыкновенный человек, ну, старый. Одинокий.

— Как это — Пандем соврет? Вы еще скажите — Пандем умрет…

Владимир Альбертович молчал.

— А мой папа говорит, — сказал Виталька, — что Пандем, может быть, недостающая деталь для человечества. Что человечество с самого начала было каким-то не очень правильным — как будто его сделали, но забыли зачем. Вот люди и мучились. А потом пришел Пандем — вернее, появился, а не пришел — и встал, как влитый, в свою нишу. И теперь наконец-то человечество в своей тарелке и в своем уме.

— А кто, интересно, сделал человечество? — странным голосом поинтересовался Владимир Альбертович.

— Я не знаю — сказал Виталька. — Я это просто так сказал: «как будто» его сделали.

— А твой папа кто?

— Ученый. Биолог.

— А-а, — тускло протянул старик. — Понятно… А скажи, он знает, откуда взялся Пандем?

— Самоорганизовался, — не очень уверенно ответил Виталька. — Из информационных… полей. Из информации, короче говоря.

Старик молчал, и Виталька добавил чуть виновато:

— Наверное.

— Он не говорит, откуда он взялся, — сказал Владимир Альбертович. — Вот ты, Виталик, или твой папа… кто-нибудь из вас может точно знать, что Пандем — друг человечеству, а не враг?

— Ну, если вы посмотрите вокруг, — предположил Виталька, — и сравните с тем, что было пятнадцать лет назад…

— Как ты можешь об этом судить?

— Зато мой папа может. Кроме того, я ведь читаю книжки… Еще старые газеты, например. Очень поучительно.

— А поросенок, которого сытно кормят, прежде чем… а-а, извини. Я забыл, что ты не знаешь, для чего откармливают поросят.

— Теперь ни для чего, — тихо сказал Виталька. — Это раньше ели животных. До Пандема.