Пандемия

Вскоре снег по колено заставляет остановиться. Ноги горят от изнеможения, отрывать их от земли требует неимоверных усилий. Легкие режет холод. Хочется прилечь и отдохнуть. Но лечь на землю означает верную смерть. Надо идти. На глаза наворачиваются слезы, стекают по щекам, замерзают. Он что-то несет в руках — тяжелый, холодный предмет; от сохранности этого предмета зависит его жизнь.

За белой стеной показывается оранжевый маяк надежды — свет из окон дома. Убежище так близко. Представление о тепле в доме придает сил для нового рывка, хотя больше всего хочется лечь на снег и послать все к черту.

На крыльце Десмонд, задыхаясь, собирается с силами, чтобы пройти последние шаги до двери. Он воображает, как та открывается, человек в доме замечает его, подхватывает, подводит к теплому очагу. В то же время Десмонд понимает: так не будет. Обитающий в доме демон не станет этого делать. Скорее всего хозяин дома греется у огня, надеясь, что мальчишка, который всегда был для него обузой, мертв, погребен под снегом в полях и не вернется.

Мысль об этом окончательно укрепляет волю Десмонда к жизни. Он делает шаг вперед, толкает дверь, роняет предмет, который держал в руках, и смотрит на мужчину, сидящего с бутылкой янтарной жидкости у ног перед пылающим, сложенным из камня камином.

Даже не посмотрев на него, монстр грубо, с английским акцентом рявкает:

— Закрой чертову дверь, малец!

Десмонд захлопывает дверь, стаскивает с себя покрытую снегом шубу и быстро подходит к огню. Его обдает жаром, он отодвигается и, рухнув на деревянный пол, начинает снимать промерзшую одежду. Дрожа, он посматривает на мужчину с немым вопросом: «Почему ты не пришел за мной? Неужели тебе все равно?»

Мужчина пренебрежительно фыркает, смотрит на огонь и за горлышко притягивает к себе бутылку. Сделав большой глоток, он подает бутылку Десмонду.

— Выпей. Лучше средства от холода нет.

Десмонд медлит, потом берет бутылку и отхлебывает. Жидкость сначала обжигает горло, но по мере продвижения к желудку теряет остроту, вызывая приятное оцепенение. Несмотря на свое жалкое состояние, мальчишка сразу согревается. Боль отступает. Через секунду он делает еще один глоток виски.

Воспоминание уплыло, оставив после себя привкус спиртного во рту.

Лежа в квартире посреди Берлина и ежась от холода, Десмонд понял, чего ему сейчас больше всего хотелось, — приложиться к большой бутылке виски. Он представил, как выходит из квартиры, спускается по лестнице, покупает напиток. Вообразил, как делает первый глоток, разливающий по телу теплоту и желанное расслабление, обещающий хороший сон и успешное завершение всех дел.

Десмонд уже хотел было встать с кровати, как разум вдруг напомнил: он больше не пьет. И почему не пьет, тоже напомнил: алкоголь однажды чуть не погубил его. Хотя подробности забылись, много лет назад он дал клятву никогда больше не поддаваться соблазну.

В этот момент наступила ясность: он — человек слова, особенно если учесть, что обещание давал себе сам, без принуждения. Нет, он не будет пытаться согреться с помощью бутылки спиртного ни этим, ни другим вечером. Он вытерпит холод, боль во всем теле, мучительные воспоминания, не рассчитывая на чью-либо помощь. Так бывало уже не раз.

День второй

900 инфицированных.

13 умерших.

Глава 13

После утреннего туалета доктор Элим Кибет надел непроницаемую накидку, бахилы, маску, очки и две пары перчаток. Выйдя в коридор, он не узнал сонную сельскую больницу. Везде кипела деятельность. Все, кто еще не разбежался, были заняты делом.

Элим открыл дверь и поздоровался с американским пациентом по имени Лукас Тернер. Болезнь подкосила молодого человека ночью. Несмотря на неудобства и плохое состояние, Лукас вел себя крайне вежливо. Элим знал, что запах хлорки, исходящий от его костюма, шибал в нос, но Лукас не жаловался. Он взял из рук Элима бутылку с этикеткой «ПРР» и, сделав несколько глотков, зажмурился.

— Да-да, — подтвердил Элим. — Вкус ужасный.

Лукас лишь кивнул в ответ.

— Я отправил еще одну просьбу о помощи. Скоро кто-нибудь приедет, уверен.

Щеки Лукаса порозовели, вокруг глаз начали появляться красные круги. Он заговорил надтреснутым голосом.

— Не могли бы вы написать сообщение моим родителям? Мой телефон разряжен.

Лукас взял со столика лист бумаги с адресом электронной почты и несколькими фразами.

Элим протянул руку, однако Лукас не торопился отдавать листок.

— Не знаю… Может, лучше вставить его в целлофановую обложку или сфотографировать…

— Очень разумное предложение, мистер Тернер.

Элим снял наружную перчатку с правой руки, вытащил из кармана телефон и сделал снимок.

За столом в кабинете он набрал сообщение родителям Лукаса: