Вероятно, мы заметили
Конечно, Ветров частенько летал в Вену и застревал там порой на пару недель, общаясь с Солнцевым по рабочим вопросам и, наверное, не только по рабочим, но мы с ним никогда его поездки не обсуждали, стараясь вслух это имя не произносить. Прилетал сюда и Солнцев, но подолгу никогда не задерживался, и я заставляла себя об этом не думать, загружая всё свободное время другими делами.
Теперь я понимаю, как, должно быть, непросто приходилось Юре лавировать между нами, сохраняя при этом абсолютное спокойствие и свою вечную улыбку на лице, делая вид, что ничего особенного не происходит, и никогда не говоря ничего лишнего. По крайней мере, со мной. О чем он говорил с Солнцем и говорил ли вообще когда-нибудь на эту тему, я не знаю, хотя, ей-богу, многое бы отдала, чтоб хоть раз поприсутствовать при их беседе. Однако, зная Ветра, готова поспорить, что он не заводил разговоров об этом. Ведь предполагалось, что о наших отношениях с Солнцем никому не известно. В том числе и Юре.
В субботу я встречусь с Эличем и очень сильно постараюсь взглянуть на него другими глазами. Наверное, он сразу заметит. Интересно, удивит его это или нет? По идее, у нормального мужчины нет причин удивляться благосклонности женщины, на которую он
Снег валил и валил, из редкой крупы превращаясь в настоящую метель. Вокруг фонарей всё искрилось и сияло. Стоя у окна, я засмотрелась на это белое буйство. Зефир, безе, взбитые сливки. За какой-то час газон перед домом совершенно замело сугробами, а снег всё падал и уже не таял, плотно укрывая землю белым одеялом.
Вот так и я. Слишком много всего навалилось на меня за эти дни. Столь активно я жила только раньше, в то давнее время, когда он был рядом. Но с тех пор уже минуло целых пять лет, и так растрачивать себя я, оказывается, отвыкла. Ни отец, ни Солнцев беречь мои силы никогда не стремились, и Юре стоило большого напряжения, чтобы изменить этот алгоритм, научив относиться к себе по-другому.
А теперь всё начинается сначала. Я знаю это каждой клеткой, каждым нервом. Солнцев вернулся. И я наконец пробудилась от спячки.
Всё может быть просто. Когда вернётся Иван Аркадьевич, я позвоню ему и продам свои акции Солнцу. А дальше хоть в театр, хоть в цирк, хоть в постель с кем угодно…
В постель. Я почувствовала, как сдавило от этой мысли затылок. Перед глазами качнулось красивое насмешливое лицо Элича, его крупный рот и глубоко распахнутый ворот рубашки. Представляю, как удивился бы он, ненароком проникнув в мои мысли. Куча баб, оказавшись на моём месте, рассуждали бы прямо противоположно.
Я задёрнула шторы и вернулась к дивану.
Если я и дальше продолжу об этом думать, однозначно сойду с ума. Мне надо встать, одеться и выйти из дома. Уже поздно и холодно, но это неважно. Просто надо кому-нибудь позвонить, и тогда, возможно, удастся отвлечься.
Кому? Может, всё же Марьяне? Она обычно радуется, когда я звоню. Да, пожалуй. Больше звонить всё равно некому. Только мне следует понимать, что, встретившись с ней сегодня, я непременно проболтаюсь, и тогда моя жизнь предстанет перед ней в совершенно ином свете. А я обязательно проболтаюсь, потому что рядом больше нет Юры, единственного человека на всём белом свете, который умел направлять мои мысли в нужное русло.
А если не Марьяне, тогда кому?
Кира!
Боже мой, Кира…
Как безумная, вскочив с дивана, я кинулась к шкафу и долго шарила по карманам в поисках принесённой от мамы визитки. Не может быть, чтобы я потеряла её! Джинсы и куртку облазила в первую очередь, потом долго перебирала вытряхнутое на стол содержимое сумки. Нет, надо вернуться к джинсам. Я точно помнила, что засунула визитку именно туда.
Чем дольше я рылась, тем сильнее возрастало желание увидеться с Кирой. Я непременно должна позвонить ей! Это представлялось мне сейчас настолько важным, что все остальные проблемы временно отодвинулись на второй план.