Пандемия любви

Казалось, он остолбенел. По ту сторону провода звякнула чашка, потом скрипнул стул, очевидно, он поднялся с места.

– Кого нас, Мара? Что у тебя с голосом? – спросил он наконец.

– Меня и Эльзу, – вздохнула я, думая о том, что худшее всё равно уже позади и назад хода нет, поэтому добавила: – Мы не будем тебе мешать работать, обещаю.

Лёвик снова ненадолго задумался.

– Что происходит, детка? Пять минут назад ты была весела как зяблик.

Вряд ли это можно назвать весельем, с тоской подумалось мне.

– Я и сейчас весела. Чрезвычайно весела, Лёвик. Так как насчёт дачи? Можешь даже захватить свою Синди Кроуфорд. Так и быть, согласна постоять со свечкой, – принялась я нести несусветную чушь, понимая, что вовсе не следует говорить этого.

– Малыш, – сказал Лёвик так серьёзно, что у меня сжалось сердце, – если ты соглашаешься ехать со мной на дачу, я не отвёл бы Синди Кроуфорд и роли посудомойки.

Меня вдруг охватил жгучий стыд от того, как бессовестно я играю чувствами этого умного, успешного, красивого мужика, имеющего несчастье питать ко мне необъяснимую слабость.

– Послушай, Лёвик, я не могу понять, что со мной происходит, – вдруг прорвало меня. – Чертовщина какая-то! Я же мучаю тебя, и это просто нечестно. Кто мне дал право так вести себя?..

Он снова замолчал, а я подумала, что всё-таки кое-что определённо изменилось в нём за последние годы, и он уже вовсе не тот мальчик, которым я в детстве вертела как хотела. Он действительно стал глубже, серьёзнее и, похоже, грустнее, чем раньше. Просто я за своими вечными проблемами не замечала этого.

– Я дал. Я дал тебе это право, детка, и не собираюсь отбирать его, – сказал он наконец. – И никогда, слышишь, никогда не терзай себя этим. Ты меня поняла?

– Поняла, – обречённо кивнула я.

– Вот и отлично, – сказал он неожиданно жёстко. – А теперь вкратце изложи мне, пожалуйста, проблему.

Какую проблему я могу изложить ему? Что снова питаю дурацкие чувства к другому мужчине, а его самого пытаюсь при этом использовать в качестве зонтика? Ужасно нечестно по отношению к нему, он этого не заслуживает. Но, так или иначе, я уже всё сказала, поэтому следует идти до конца.

– Понимаешь, – вдруг бухнула я без подготовки, – я не знаю, что мне делать. И мне некому больше позвонить. Просто забери меня отсюда, ради бога! Мне надо уехать из города.

– У-у-у… вот это уже что-то новенькое, – потрясённо сказал Лёвик. – С этим мы пока ещё не сталкивались, верно, малыш?

– Верно. Не сталкивались, – послушно повторила я, понимая, что добавить мне пока больше нечего.

– Ладно, разберёмся, – буркнул он словно самому себе, потом, подумав, добавил: – Слушай, а хочешь, уедем прямо сейчас?

– Ночью? – переспросила я изумлённо.

Он беспечно хмыкнул.

– А что? Какая разница? В принципе, я готов заехать за тобой через полчаса. Успеешь собраться?

– Бедному собраться – подпоясаться! – засмеялась я и почувствовала такое облегчение, что мне вдруг захотелось прыгать по комнате.

Минут через сорок Лёвик, в адидасовском спортивном костюме, я, в джинсах и свитере, и Эльза, в красном кожаном ошейнике, забросив на заднее сиденье лёгкую дорожную сумку, усаживались в новенький, чёрный, сверкающий «лексус».

Когда мы выруливали от подъезда, я боковым зрением заметила, что со стоянки, моргнув фарами, медленно отъехала тёмно-синяя «ауди». Впрочем, может быть, мне это только показалось.

* * *

Поленья в камине так уютно потрескивали, в воздухе витал едва уловимый запах дыма, длинные тёмные тени, ломаясь в углах, ложились на стены, а я сидела в просторном, обитом зелёным бархатом, старинном кресле, и мои ноги, в белых шерстяных носках, утопали в мягком, пушистом ковре. Эльза лежала рядом, неотрывно глядя на огонь, и в её тёмных зрачках плясали жёлтые язычки пламени.

Лёвик поставил поднос на низкий, квадратный, с тёмными резными ножками столик и, усевшись напротив, спросил:

– Выпьешь что-нибудь?

– Пожалуй, – кивнула я.

– Сухое вино?

Я снова кивнула.

– Красное?

– Пусть будет красное, Лёвик.

– Что-то ты сегодня поразительно покладиста, – попытался пошутить он, разливая вино по бокалам. Один из них протянул мне, сам взял второй и снова устроился в кресле напротив.

– Это очень хорошее вино, – сказал он. – Коллекционное. Бордо урожая 1973 года. Кстати, ты есть не хочешь?

– Нет!! – вскрикнула я так, словно он предложил мне яду.

Он удивлённо шевельнул бровью, однако, ничего не сказал, а продолжал сидеть, покачивая ногой и разглядывая в бокале тёмную рубиновую жидкость. Наконец поднял голову.

– Ну ладно, выкладывай, что там у нас стряслось. От кого мы здесь прячемся, любовь моя?

Я снова ощутила противную слабость в коленках и неловко заёрзала в кресле.

«Господи, как не хочется сейчас ни о чём говорить! Вот так сидеть бы, просто смотреть на огонь и ни о чём не думать. Словно всего этого никогда и не было… И вообще, зачем ему говорить про какого-то мужчину? Этого ещё не хватало. Мне не только не следует никому болтать об этом, но лучше всего и самой поскорее выкинуть из головы, забыть и не думать, как будто ничего этого и не было в моей жизни».