Через несколько минут Альберт Борисович доел отвратительную кашу, закусывая ее пресным самодельным хлебом. Чай оказался самым вкусным в этом завтраке. Профессор хотел еще пообщаться с Таней, но старуха куда-то отправила ее из столовой. Хаимович вышел на улицу, и его тут же окликнул рыжий бородатый мужик с одной рукой. Через плечо у него весела кобура с пистолетом.
– О, Альберт! Ты же Альберт? С нами сегодня едешь, – однорукий быстрым шагом направился к грузовику около ворот. Ученый сразу узнал этого рыжего, который заходил вчера вместе с Беркутом и Макарычем.
«Значит, не последний он тут человек. Видать, из окружения главного», – отметил про себя профессор.
– Быстро ты оклемался. Живучий. Мы когда вас с девчонкой подобрали на дороге, думали, ты не жилец, – басил здоровяк, весело поглядывая по сторонам.
– Я тоже так думал, если честно, перед тем как отключиться. Хотел только, чтобы Танька с Доджем убежали. Спасибо, что спали нас, – ответил Альберт Борисович, стараясь не отставать от нового знакомого, – а Вас как зовут?
– Зовут Витей, но можешь называть Баком. Тут почти у всех погонялы.
– А у меня уже тоже есть? – поинтересовался ученый, поправляя на ходу очки, которые чудом уцелели в драке с зараженными.
– Пока нет, но будет. За это не боись, есть у нас тут специалисты высшей квалификации кликухи лепить. Сейчас с одним таким познакомлю.
Бак и Хаимович приблизились к машине. Около грузовика стояли двое: первый – мужичок среднего роста с огромной копной густых кудрявых волос, а второй – коренастый кавказец, лицо которого заросло бородой почти до самых глаз.
– Знакомьтесь, это наш восставший из мертвых. Беркут сказал его к делу подтянуть, поедет с нами.
– Альберт, – профессор первым протянул руку.
– Пушкин, – представился кудрявый и подмигнул Хаимовичу.
– А это Шапи, он немой, не разговаривает, но слышит и понимает тебя, – объяснил однорукий, хлопнув по плечу кавказца.
После короткого знакомства, Пушкин полез в кабину на пассажирское сиденье, Шапи сел водителем, а Бак с Альбертом Борисовичем забрались в кузов.
Машина вздрогнула, затарахтела, медленно выехала из ворот и не спеша покатила по дороге. Минут через десять грузовик сбавил обороты и свернул на узкую просеку. По кузову стали скрести ветки деревьев, машина углублялась в лес. Вскоре скрипнули тормоза, и Шапи заглушил двигатель. Но никто не спешил покидать грузовик. Однорукий достал пистолет и внимательно вглядывался в окружающие деревья. Из кабины тоже вели обзор местности. Только убедившись, что поблизости никого нет, мужики вылезли из машины.
– Разведаем обстановку, вы – справа, мы – слева. Двести метров от тачки пройдите и назад, – Бак уверенно руководил остальными. Профессор смекнул, что в их иерархии он стоит, как минимум, чуть выше Пушкина и Шапи.
Зараженных поблизости не оказалось, и вскоре люди принялись за работу. Шапи здоровенным топором стал рубить сухое дерево. Когда оно упало, Пушкин быстро отсек ветки и стал стаскивать их в отдельную кучу. Затем Бак с Альбертом Борисовичем начали перепиливать ствол пополам. Профессор с удивлением наблюдал, насколько рыжебородый ловко орудует одной рукой. Через полчаса напряженной работы Хаимович почувствовал, что у него отнимается поясница. Но это было только начало, Бак сообщил, что смена у них на весь день и, чтобы не жечь топливо, возвращаться на обед в поселок не будут, обойдутся сухпайком.
Работали мужики не спеша, с перерывами, и постепенно Альберт Борисович втянулся в процесс. Наконец, наступило время обеда, а главное – отдыха. Шапи разжег небольшой костер, чтобы вскипятить чай, Бак достал из сумки продукты, а Пушкин пошел отлить. Профессор присел на свежесрубленную осину и стал протирать запотевшие очки.
– Ты береги свои линзы, спички закончатся – мы ими будем огонь разжигать, – кудрявый вышел из-за деревьев, обтирая руки о штаны.
Однорукий усмехнулся и добавил:
– Кстати, насчет спичек я не сильно беспокоюсь, есть чем заменить, а вот горючка скоро точно закончится. Нефти у нас тут нет, дэвээсы мертвым грузом встанут. Ну, электрические еще какое-то время побегают, но там у аккумуляторов сколько ресурс? На пять, десять лет? Ну, не больше.
– Эти пять-десять лет еще прожить надо. Тут первую зиму выдержать – уже за счастье, – почесал грязную кудрявую голову Пушкин.
– Лошади нужны, – неожиданно подключился молчавший до этого Хаимович, – за лошадьми – будущее, как не странно это звучит. Наше поколение точно только на лошадях свой век доезжать будет.
Шапи поднял голову и показал профессору большой палец. Бак прихлопнул комара на шее и сказал:
– Да не нашли мы тут лошадей, местные говорили, что было несколько штук. Но то ли сожрали их, то ли разбежались. Дальше надо ехать, по другим деревням, я говорил Беркуту, но он не хочет соляру жечь.
– А вы с Беркутом вместе сюда пришли? – как бы между делом поинтересовался Альберт Борисович.
– Мы все с ним пришли, вместе сидели, – ответил Пушкин и сплюнул под ноги, – а ты сам откуда?
– С Новосибирска мы.
– А чего в такую даль забрались?