Пандемия в зените

Парни перелезли через забор ближайшего особняка, обошли его и решили пробраться внутрь через панорамное окно на кухне. Стоя на пирсе, Воробьев услышал звон разбитого стекла, скрипнул зубами и недовольно поморщился. Ему казалось, что вот-вот с соседней улицы появится отряд местных дружинников. Но даже если кто-то из местных тут еще жил, то явно предпочитал не высовываться из своего дома.

Через двадцать минут Андрей и Макс вернулись с веселыми мордами и двумя спортивными сумками продуктов.

– Все, закончился голодный год. Сегодня будем пировать, – весело сообщил подросток. Кузнецов потряс своей сумкой и добавил:

– И бухать! Там на кухне такой барчик нашел, ммм… да, жили же люди!

Вода под судном забурлила, и корабль стал отдаляться от причала. Друзья прошли вниз по течению пару километров и бросили якорь в двухстах метрах от берега. Они стояли на самой окраине Самары, ночь опустилась на город, но ни один огонек на земле не загорелся. Все погрузилось во тьму, а около яхты тем временем раздавался плеск воды и беззаботный смех людей. Приятели решили устроить ночное купание, вечеринка по случаю удачного захвата лодки набирала обороты.

Эпизод 77. Страх смерти

На следующий день после лесоповала Альберт Борисович долго не мог подняться с постели: болели руки и ноги, ныла спина, что-то заклинило в шее. Он едва успел к завтраку и довольствовался остатками. Зато удалось спокойно поговорить с Таней, её надзирательница баба Зина мучилась болями в желудке и сегодня не вставала с кровати.

Вскоре в столовую вошел Пушкин и сел на лавку рядом с Хаимовичем и Таней:

– Здорова, Альберт. Сегодня Беркут тебя ко мне прикрепил, сказал работой загрузить по полной. Уж не знаю, чем ты так ему не понравился. Короче, в штраф-бригаду тебя сказал отправить.

– Что это такое?

– Те, кто прокосячились и делают самую грязную и тяжелую работу. Сегодня в бригаде три человека: ты, Пашка-бухарь и Копыто.

– И чем эти двое провинились? – с вялым интересом спросил ученый.

– Паша-бухарь вчера спирт спер у Макарыча и накидался в дрова. Ему две недели в штраф-бригаде отвели. А Копыто уснул на ночном дежурстве, трое суток получил за это.

– А мне сколько? – профессор не спрашивал, за что главный отправил его на грязную работу, это он и так понимал.

Пушкин почесал свои грязные кудри на голове:

– Хм… не знаю, Беркут не сказал по срокам. Просил только нагрузить тебя по самые помидоры, видать, ты у него в «любимчиках» теперь.

– Ясно, надо – так надо. А ты, значит, бригадир?

– Сегодня я, завтра не я. У нас тут должностей нет, как старшие решат, так и делаем.

Первую половину дня Альберт Борисович провел в компании Копыта за чисткой свинарников и коровника. Навоз сгребали лопатами в ведра и относили к специальным бочкам, в которых заготавливали удобрение для огорода.

Копытом прозвали высокого костлявого двадцатилетнего парня из соседней деревни. До эпидемии он жил в большой семье из двенадцати человек, все его родные превратились в зомби. Часть из них убили, а некоторые продолжали шататься по окрестностям. Оставшись один, Копыто чуть не повесился на березе, но его заметил проезжающий мимо патруль Беркута и отвез в поселок. С тех пор парень почти ни с кем не разговаривал, считался ленивым работником и не самым надежным бойцом. Но его терпели и пытались «перевоспитать» трудотерапией.

После обеда Пушкин разрешил штрафникам отдохнуть с полчасика. Хаимович никак не мог найти Таню и, в конце концов, пришел к вольеру с собаками. Животные обитали в просторных клетках, сколоченных из досок, в каждой еще стояла утепленная будка, о собаках тут заботились. Додж издалека почувствовал запах хозяина, громко заскулил и жалобно гавнул. Из соседнего вольера послышалось недовольное ворчание немецкой овчарки и лежавшей рядом здоровенной дворняги. Собаки почувствовали приближение чужака и зарычали. Боксер тем временем оперся передними лапами на деревянную калитку и изо всех сил махал обрубком хвоста.

Беркут очень ценил своих собак и считал их важным ресурсом. Главный любил натравливать псов на зараженных. Иногда он забавлялся тем, что специально не кормил животных пару дней, а затем подвешивал над ними живого кролика. Собаки с остервенением прыгали и раздирали добычу живьем на куски.

На долю Доджа пока не выпало такое жертвоприношение, кормили его скромно, но, по крайней мере, регулярно. Скучая по Тане и хозяину, он подолгу скулил, положив морду на передние лапы.

Хаимович осторожно приблизился к вольеру. Он уже навещал питомца вчера вечером, но местные псы пока не привыкли к его запаху. Они злобно залаяли, и Додж ответил им из своей клетки. Альберт Борисович просунул руки в штакетник и почувствовал, как четвероногий любимец облизывает его пальцы:

– Привет, дружище. Мы оба с тобой в клетке, правда, моя чуть побольше.

Боксер глядел на хозяина из-за досок и как будто говорил: «Ну чего мы здесь торчим? Пошли бродить по лесу! Вперед, на свободу!»

Профессор понял его и устало вздохнул: