Пандемия: Всемирная история смертельных вирусов

С таким же безразличием отнеслись в 2009 году к лихорадке денге во Флориде. Переносимая комарами болезнь в Азии и Латинской Америке известна как костоломная лихорадка, поскольку сопровождается сильной болью в мышцах и суставах. Большинство заболевающих выздоравливает, многие из заразившихся не заболевают вовсе. Однако рецидивы могут быть смертельны. При повторном заражении увеличивается риск перенести болезнь в более тяжелой форме, в том числе получить жизнеопасное осложнение под названием геморрагическая лихорадка денге{625}.

Тем не менее жители Ки-Уэста на сообщение о вспышке денге только фыркали скептически. При населении 250 000 человек объявлять об эпидемии на основе выборки из нескольких сотен (общепринятая практика, признаваемая статистически достоверной) – глупость, заявляли они. «Это некорректно, – утверждал один из местных. – Если это научный подход, то какой-то он странный»{626}. Если несколько десятков человек внезапно подхватили новый вирус, кричать об эпидемии (стандартный для подобных явлений термин) – это «паникерство», высказывался другой. «То, что у нас здесь бушует эпидемия или вот-вот начнется, это попросту вымысел», – вторил им официальный представитель туристической индустрии округа{627}. Словно вызвав из небытия парижские холерные балы 1832 года, летом 2010-го группа под названием «Ночная лихорадка денге» протанцевала по улицам Ки-Уэста, одетая в костюмы с гигантскими комариными крыльями, презрев роящийся вокруг незримый вирус. Конечно, часть демонстративно отвергающих эпидемию так или иначе зависела от туризма, который денге ставила под удар. Однако и сами туристы, как сообщала The New York Times, «словно не замечали» присутствия эпидемии. «Мы ничего такого не слышали. Прекрасно проводим время», – заявил мужчина со свежим комариным укусом на руке{628}. Никогда ничего не слышала о денге и другая интервьюируемая, даром что жила во Флориде 40 лет и училась на медсестру. «Репеллентом от комаров я обычно не пользуюсь, – признавалась она. – Как-то не думала». (Из-за денге она оказалась в отделении неотложной помощи, где провела, по ее собственным словам, «худшие десять дней в жизни».){629}

Конечно, все патогены разные, и реакция на каждый из них зависит не только от его специфических особенностей, но и от исторического контекста, в котором патоген заявляет о себе. Большинство жителей Северной Америки и Европы знали – пусть смутно, что Эбола зародилась в далеком экзотическом краю (в селении на реке Эбола, в Демократической Республике Конго). Возможно, уже одно это придавало патогену заведомо большую опасность в глазах жителей Запада по сравнению с болезнью Лайма, названной в честь зеленого коннектикутского пригорода, родного и знакомого. Кроме того, Эбола отличается высокой вирулентностью, убивая в среднем около половины своих жертв, тогда как болезнь Лайма, наоборот, редко приводит к смертельному исходу, а от геморрагической лихорадки денге умирают около 10 % заболевших.

И все равно непонятно, почему все пришли в ужас именно от Эболы, а не от других новоявленных патогенов. У вируса Западного Нила, скажем, или денге происхождение не менее экзотическое, однако ни тот ни другая такую панику не вызывали. И если бы определяющим фактором панической реакции была вирулентность, самой страшной болезнью считалось бы бешенство, в считаные дни убивающее всех заразившихся. Однако в массовой культуре бешенство – повод для смеха, а не для страха. В одной из серий рейтингового комедийного сериала «Офис», например, самый сумасбродный персонаж организует «благотворительный забег» в рамках борьбы с бешенством (под названием «Благотворительный профессионально-любительский забег в честь Мередит Палмер, организованный Майклом Скоттом в скрэнтонском филиале "Дандер-Миффлин" против бешенства и во исцеление»). Остальные персонажи относятся к мероприятию без энтузиазма – подъезжают к финишу на такси, на трассе пьют пиво и заруливают в магазины. Комизм ситуации в том, что лишь безумный организатор забега видит в бешенстве страшную болезнь, а здравомыслящие сотрудники офиса знают, что это ерунда.

Как ни парадоксально, гораздо более опасной реакцией на новые патогены, чем высмеиваемая со всех сторон якобы беспочвенно раздутая паника, может оказаться равнодушие. Одно из подтверждений тому – наш самый давний и самый живучий патоген, вызывающий малярию. Малярия грозит человеку с тех самых пор, как он эволюционировал из обезьяны, и до сих пор уносит сотни тысяч жизней ежегодно. Тем не менее уже не первую сотню лет она полностью предотвратима и излечима. Медицинские антропологи снова и снова приходят к выводу, что засилье малярии объясняется лишь нежеланием жителей малярийных областей принимать необходимые меры безопасности. Они не вешают москитные пологи над кроватью, не обследуются и не лечатся, когда заболевают. Почему? Потому что считают малярию обычной житейской неурядицей. Малярия держится за счет того, что перестала внушать страх.