В Москве уже третий день творилось что-то невообразимое. Должно быть, как-то так все выглядело двенадцать лет назад, во время первой революции. Евгений тогда все дни просиживал дома и не мог знать, на что это было похоже, но запах страха и безумия хорошо отпечатался в памяти. Сейчас он снова разливался в воздухе.
Где-то вдали, как вода капающая на раскаленную печь, зашипели винтовочные выстрелы.
- Идиоты! - скрипнул зубами Евгений.
Переулок был почти пуст. Деревянные дома за прогнившими заборами тупо таращили на Евгения свои безжизненные окна. По замерзшей слякоти с криками пронеслась стайка мальчишек: должно быть, спешили понаблюдать за сражением.
Евгений пристально разглядывал переулок, пытаясь сообразить, куда он забрел, и как ему выйти к Спиридоньевской. Решив двигаться параллельно главной улице, он свернул в другой еще более узкий и загаженный переулок. Чуть не поскользнулся на обледеневшей выбоине. Увидел впереди запертые ворота, обозначившие тупик.
'Надо возвращаться', - безнадежно пронеслось в голове.
Из какой-то дыры навстречу Евгению вывалился толстяк в жандармской шинели, без шапки, с перекошенной физиономией и свежей, пылающей ссадиной на лбу.
Они пару секунд недоуменно смотрели друг на друга. Вдруг незнакомец вскинул руку, и в следующий миг Евгений оказался лицом к лицу с черным дулом револьвера.
- Стоять!
Маленькие, блестящие глаза жандарма светились первобытным ужасом. Усы торчали вверх, как у бешенного кота.
- Шинель!
- Ч-что, простите? - пробормотал Евгений, поднимая вверх руки.
На него еще никогда в жизни не наводили оружие.
- У меня есть паспорт...
- Какой к черту паспорт, осел! Снимай шинель!
До сих пор не понимая в чем дело, Евгений начал судорожно расстегивать пуговицы.
Жандарм неожиданно схватил зубами за рукоятку свой револьвер и трясущимися пальцами, дико сопя, принялся расстегивать собственную шинель.
Не прошло и минуты, как он натянул на себя шинель Евгения, так что у той треснули швы на спине, надел его фуражку и после тщетной попытки застегнуть на громадном животе пуговицы, выругавшись, кинулся прочь.
Евгений стоял один, оторопело глядя вслед своему грабителю. О том, чтобы взять лежащую в грязи жандармскую шинель не было и мысли. Он зябко поежился и почти бегом направился вон из проклятого переулка. На нем был его легкий студенческий мундир. Добраться поскорее до дома неожиданно стало вопросом здоровья, а, может быть, даже и жизни.
Болезнь
Все, что происходило дальше, не поддавалось осмыслению. Понять новую жизнь мог только тот, кто находил прелесть в разрушении всего привычного и устоявшегося. Революция свершилась, но ни перехода к новому бытию, ни возврата к старому не было.
Евгений видел это и удивлялся, почему события в стране так мало его волнуют. Случись это пару месяцев назад, он бы наверно уже сходил с ума. Но теперь... Первый раз в жизни Евгений по-настоящему испугался за себя. Он многое пережил с той проклятой ночи, когда одержал победу в игре, и Мсье Фантазм вознаградил его, отведя за ручку в мир грез.
Уже на следующее утро Евгений почувствовал дикую жажду вернуться в театр и повторить волшебное путешествие. Конечно же, он запретил себе это делать, зная, что висит на краю обрыва. Его тело больше не испытывало недомоганий, но было кое-что пострашнее физической тяги: избалованный галлюцинациями разум отказывался принимать окружающую действительность, не желал верить в ее серьезность. Ему требовалась та абсолютная истина, та совершенная вселенная, в которой он однажды уже побывал.
Это была настоящая хандра. Все попытки встряхнуть себя, заставить вернуться в прежнюю колею, жалкие потуги увлечься чтением или хотя бы отвлечь себя походами в кинематограф не приносили результатов. Долгие дни воздержания лишь раздували пожирающее душу пламя. Болезненная усталость с каждым утром все тяжелее ложилась на плечи, наполняя сердце страхом и тоской.
Было совершенно очевидно, что он испытал действие какой-то неведомой энергии, не имеющей отношения к классическому гипнозу. Но как узнать, что это за сила и как ей сопротивляться?
Доктора, которых он посещал, предполагали неврастению, связанную с перенапряжением, или тревожную депрессию, вызванную тонкостью натуры, возрастным кризисом и социальными потрясениями. Давали самые банальные советы. Того, что Евгений мог находиться под влиянием каких-то внешних сил не допускал никто.
Однажды, не выдержав, Евгений все-таки сел в трамвай и доехал до театра сестер Зандаровых, плохо понимая, что он будет там делать. Двери театра были заперты, на месте плаката с изображением Фантазма теперь висело расписание спиритических сеансов, проводимых какой-то дамой с дурацкой фамилией. Все было кончено. Фокусник и его игра испарились, словно никогда не существовали.