Пандора

Она выполняет его просьбу и идет за ним следом. Мистер Эшмол жестом приглашает ее сесть на соседний стул, перед которым лежит тигровая шкура.

– Выпьете?

В руках у него винный графин, где плещется жидкость янтарного цвета. Виски или бренди, думает Дора и кивает, желая чуть притупить свои чувства. Мистер Эшмол наливает ей щедрую порцию, Дора берет бокал и садится на стул.

– Тоже бессонница?

Он откидывает голову на спинку стула.

– Я вообще не могу спать.

Дора делает глоток и от неожиданности морщится.

– Ром, – поясняет мистер Эшмол.

В пламени что-то лопается, на пол с шипением вылетает янтарный уголек. Сияет секунду-другую и гаснет.

– Мне жаль вашу сороку.

Молчание.

Дора кивает.

Мистер Эшмол отворачивается от нее и смотрит на пляшущие в топке языки пламени. Поначалу ей кажется, что он хочет сидеть в молчании, но потом он начинает ерзать на стуле и шумно выдыхает, как бы подавая знак, что сейчас начнется беседа.

– Когда я вернулся из Гран-тура, – говорит он тихо, – и приехал в Сэндбурн, я написал Эдварду в переплетную мастерскую. Ею тогда владел ремесленник Маркус Кэрроу, чудовище, а не человек, хотя я узнал об этом лишь несколько месяцев спустя.

Дора греет бокал в руке.

– Я писал Эдварду каждую неделю. Но он ни разу мне не ответил. Мне и в голову не приходило, что с ним приключилась беда. Я просто решил… – Мистер Эшмол проводит рукой по глазам. – Я решил, что он завел себе новых друзей, позабыл о нашем детстве в Стаффордшире. И я разозлился. Это меня ранило. После всего, что я для него сделал. Я делился с ним книгами, я принял его у себя в доме. Я делил с ним свою жизнь. А мой отец обеспечил Эдварда средствами к существованию, дал ему все для лучшей жизни и как он поступил? Взял то, что ему было нужно, уехал и даже не оглянулся. – На его губах играет кривая улыбка. Он смотрит на Дору, потом отводит взгляд. – Поверьте, именно так я и думал. Уверен, вас не удивит, что я изо всех сил старался быть ему другом. Всю жизнь я был заносчивым говнюком. Я терпеть не мог Оксфорд. Мне не нравилось, что меня решили отправить в Европу. О да, я узнал, что почем в этом мире, это правда. Я получил отменное образование, я вращался в нужных кругах и заручился уважением сильных мира сего. Я узнал, как подниматься по карьерной лестнице. Но мне просто хотелось вернуться домой. Вместе с ним. И то, что он отверг меня… было чертовски больно.

Дора наблюдает, как мистер Эшмол внимательно изучает свой бокал.

– Когда вы поняли, что любите его?

Он издает смешок, но очень невеселый.

– А когда вы догадались? Когда увидели меня с лакеем?

– Вообще-то чуть раньше.

В ответ мистер Эшмол только качает головой, подносит к губам бокал, и, видя, как тот едва не выскальзывает из его пальцев, Дора понимает, что он начал пить задолго до того, как она пришла. Он отпивает ром и, ощутив жжение во рту, раздвигает губы, словно в улыбке, и шипит сквозь зубы.

– Я это понял, когда нашел его. Прождав его девять месяцев, может быть и десять, теперь уже и не помню сколько, и не получив от него ответа, я не мог это так оставить. Сначала моя упрямая гордость не позволяла мне действовать, чего я никогда себе не прощу. Если бы я отправился его искать после первого же неотвеченного письма… – Он снова качает головой. – В конце концов я поехал в Лондон, разыскал эту мастерскую. Но Эдварда там не оказалось. Я ничего не мог понять. Что, Эдвард взял расчет? Да нет, сэр, я этого не припомню. Тогда где же он? Да тут неподалеку. Что значит неподалеку? Как это понимать? – Мистер Эшмол делает еще глоток рома. – Этот Кэрроу просто водил меня за нос, и ему было наплевать, что своими уклончивыми заявлениями он только усиливал мои подозрения. Но поняв, что мне от него ничего не добиться, я просто ушел. Я снял жалкую комнатушку напротив переплетной мастерской, поселился там и стал наблюдать. Эдварда я ни разу не видел, но там был человек – Тобиас Фингл, как потом выяснилось, – который каждое утро отлучался из мастерской ровно на час. И вечно у него под глазами были синяки. Спустя неделю я остановил его на улице и потребовал рассказать, что у них там происходило. Три дня у меня ушло на то, чтобы вызвать его на откровенность. Помню, каким он был отощавшим. В конце концов только купленная мной еда и развязала ему язык.

Мистер Эшмол отпивает большой глоток. Когда он опускает стакан, в нем остается рома на два пальца.

– Так вот выясняется, что эта сволочь Кэрроу избивает всех парней, что работают под его началом, а Эдварду, самому маленькому из них, достается больше всех. Кэрроу всех их держал в черном теле, не платил им ни гроша и редко когда позволял спать, не говоря уж о том, чтобы поесть. В один год у него умерли трое мальчишек, так мне сказал Фингл. Ему самолично пришлось сбрасывать трупы в реку. Что же до Эдварда… Я никогда не узнаю, как ему удалось выживать все эти годы. Кэрроу неделями держал его в кладовой для дров в полной темноте.