Пандора

Корнелиус бормочет проклятия и выпускает руку Эдварда.

– Ты хоть понимаешь, какой опасности себя подверг? Именно этого я и хотел избежать. Контрабандная торговля – это же смертельно опасная игра. А ты ринулся вперед и прыгнул в самое пекло. Если ты будешь общаться с преступниками, то сам окажешься замешанным в их делишки!

– Я…

– Передам ему, что ты отказываешься, – отрезает Корнелиус не терпящим возражения тоном. – Взову к его порядочности. Я потрясен тем, что он предложил тебе ввязаться в столь грязное дело.

– Нет, Корнелиус, прошу тебя! – Эдвард замечает выражение мучительной досады на лице друга. – Подумай сам.

– Подумать о чем?

Эдварду стыдно за себя, он понимает, что нельзя быть таким себялюбцем и думать лишь о своих интересах, ведь он знает, чего это может стоить мисс Блейк, но все же…

– Это же мой шанс, Корнелиус! Гоф еще никогда не выказывал мне такого доверия!

Они стоят, пожирая друг друга глазами. Потом Корнелиус протяжно выдыхает и ерошит пальцами свои темные волосы.

– Не забывай, ты совсем недавно познакомился с мисс Блейк. Я не доверяю этой женщине. Ты можешь сколько угодно кричать о ее невиновности, но насколько хорошо ты ее знаешь? Если ты ей признаешься, что совместно с Обществом намерен изучить происхождение пифоса, она может стать для тебя опасной. Нельзя так рисковать.

– Мисс Блейк заслуживает доверия. Я в этом уверен.

Эдвард и сам не может объяснить, на чем основана его уверенность. Но он всегда доверял своим инстинктам, а его инстинкты говорят, что Пандора Блейк – человек совсем другой породы, чем ее дядя.

Она здесь ни при чем. В этом он не сомневается.

У Корнелиуса дергается мускул на лице.

– Хорошо. Давай на миг отвлечемся от реальности и допустим, что твоя достославная мисс Блейк ни в чем не повинна. Но если она прознает, что ты пишешь доклад об участии ее дяди в нелегальной торговле, ты что же, и впрямь думаешь, что она подпустит тебя к своей лавке?

– Я… – Эдвард зажмуривается. – Я бы не стал обременять ее такими вещами.

Острый укол вины воспринимается им почти как физическая боль.

– Эдвард!

Он открывает глаза и видит, что Корнелиус в упор смотрит на него, приподняв темную бровь.

– Уж не знаю, восхищаться мне или тревожиться, – сухо произносит он. – Обман – не в твоем духе.

– Знаю.

– Тогда что ты предлагаешь?

Через пару секунд Эдвард говорит:

– Я пока не готов считать, что пифос – контрабандный товар. Мисс Блейк уже предоставила мне возможность использовать и пифос, и все, что я смогу найти в подвале, как материал для моих изысканий, и я продолжу так считать, покуда не будет доказано обратное. В этом смысле мне скрывать нечего.

– А как ты намерен узнать, не был ли он добыт незаконным путем?

Эдвард задумывается.

– Для начала мне нужно выяснить, как пифос оказался в руках ее дяди. Что делать потом, я не знаю. Напишу Гамильтону, как посоветовал Гоф. Мне нужно понять, чем все это грозит мисс Блейк. Если она будет каким-то образом опорочена… – Он осекается. Корнелиус меняется в лице. – Но я этого не допущу. Я должен найти способ не вовлекать ее в это дело и при этом подготовить доклад для Гофа, да еще так, чтобы…

Эдвард прикусывает язык. Он не может сказать обо всем. Впрочем, в этом нет нужды.

– …чтобы мисс Блейк о нем не узнала.

– Да.

Пауза. Эдвард заглядывает другу в лицо и видит, что его крупные, львиные черты сложились в хмурую гримасу.

– Это, скорее, мне надо тревожиться, – бурчит Корнелиус. – Обман совершенно не в твоем духе.

Эдвард не находит, что ответить. Он испытывает удушающий приступ вины, а Корнелиус складывает руки на груди.

– Что меня тревожит еще больше, так это то, что ты готов многим рисковать ради женщины, которую едва знаешь.

И опять Эдварду нечего сказать. Не потому, что он согласен с Корнелиусом, а как раз потому, что не согласен – ведь он точно знает, что готов рискнуть многим исключительно из себялюбия.

Именно поэтому он стыдливо опускает голову.

Глава 20

Мистер Лоуренс является незадолго до того, как церковные колокола бьют полночь, и туман предвещает наступление удушливой влажности. Его глаза странно блестят, он как будто бы охвачен приступом лихорадки. Когда же Дора спрашивает, в чем дело, мистер Лоуренс сжимает ее руку и произносит только одно слово:

– Подождите!

Но очень трудно ждать, когда знаешь, что находишься всего в шаге от чего-то важного, и к тому моменту, как они отпирают подвальный замок, зажигают свечи и садятся, скрестив ноги, на пол – а пифос возвышается перед ними, словно часовой, – Дору охватывает недоброе предчувствие.

– Прошу вас, мистер Лоуренс, вы меня пугаете…

– Я не хотел, мисс Блейк. Это просто…

– Что?

– Простите, я вас растревожил. Произошли некие события.

Он как-то странно себя ведет – отчего у него такой смятенный взгляд? Дора замечает, что мистер Лоуренс с трудом подыскивает нужные слова.

– Дело в образце глины, – наконец произносит он. – Сегодня я узнал о результатах их исследования.

Она сцепляет пальцы, чтобы унять дрожь.

– Это все же подделка?

Мистер Лоуренс колеблется с ответом.