Пандора

– Она в западне, – тихо произносит он. – Я это понимаю лучше, чем кто бы то ни было. Я должен ей помочь. Как ты помог мне.

При этих словах Эдварда лицо Корнелиуса захлопывается, словно створки раковины. Он смежает веки, глаза превращаются в тонкие щелочки, а потом снова распахиваются.

– Я просто ей не доверяю, Эдвард. Лично я считаю, она виновна так же, как и ее дядя.

Эдвард вздыхает. Больше ему нечего сказать, даже нет смысла пытаться – и двое мужчин погружаются в молчание. Огонь трещит в очаге, и Эдвард, задумавшись, слегка прикусывает изнутри щеку.

Он вспоминает о своей аудиенции у Гофа сегодня утром: как он положил черную записную книжку со своим описанием пифоса на письменный стол и осторожно пододвинул ее к Гофу и как тот внимательно читал его записи.

– Вам ответил сэр Уильям? – спросил у него директор.

– Нет, сэр. Я написал ему, но пока не получил ответа.

– Он придет со временем. Его возвращение из Италии означает, что здесь весьма нуждаются в его услугах. Сейчас, насколько я слышал, он занимается приведением в порядок своих дел, а их немало. В декабре мистер Гамильтон потерял груз антиквариата, когда перевозивший его транспортный корабль затонул у островов Силли.

– Это ужасно.

– И не говорите. Но я прошу вас проявить терпение. Когда речь идет о греческих артефактах, Гамильтон делает стойку, словно гончая. И на вашем месте я бы продолжил двигаться дальше. Каковы ваши следующие шаги?

Эдвард инстинктивно догадался: это проверка. Проба его знаний и его искренности.

– Я бы хотел продолжить изучение образцов глины, чтобы определить географический ареал ее происхождения. Без этих результатов, полагаю, я не смогу сколько-нибудь продвинуться в своих изысканиях.

– Очень хорошо, – кивнул Гоф. – Наши ученые вам помогут, я это устрою. Узнали ли вы хоть что-то о том, каким образом был добыт этот пифос?

Эдвард замялся.

– Мне стало известно о трех мужчинах, которые могли бы, вероятно, пролить свет на то, откуда он взялся. Точнее, как он был приобретен.

– Тогда поторопитесь, мистер Лоуренс, – с этими словами Гоф вернул Эдварду его черную записную книжку. – В таких делах нельзя терять ни минуты.

И вот теперь Эдвард внимательно смотрит в камин. Так долго он мечтал о том, чтобы его жизнь обрела смысл! Многие годы изнывал под бременем своих недостатков, боялся собственной тени. То первое время в Лондоне… оно все еще лежит на нем позорным пятном, остается заразой, которая преследует его по пятам точно призрак, заставляет его пробуждаться посреди ночи в холодном поту. Дора Блейк даровала ему смысл жизни. И в ее руках – его ключ к успеху.

Эдварду и впрямь следует поторопиться. Это единственное, на что он сейчас способен.

Глава 27

Тот же самый мужчина, который ранее доставил пифос в магазин, приехал его забрать. Сидя за прилавком у входной двери, Дора наблюдает, как он и дядюшка переговариваются вполголоса о чем-то весьма важном и, вероятно, малоприятном. Потом Иезекия разворачивается и стремительно хромает мимо прилавка в глубь торгового зала, не глядя ей в глаза.

Сегодня сухо, но колкий ветер со свистом задувает по Ладгейт-стрит, и прохожие, превозмогая его шумные порывы, месят подошвами слякоть. Рыжеволосый мужчина терпеливо ждет, когда уличная разносчица – за ней следуют шесть чумазых мальчишек – пройдет мимо, после чего обходит вокруг своей повозки. Он достает из нее свернутую кольцами веревку и, крякая, кивает своим компаньонам.

Его двое братьев, замечает Дора, сегодня не с ним. Вместо них он привез другого мужчину – какого-то мистера Тибба, она слышала, как к нему обратился дядюшка, – и еще двоих, источающих легкий смрад экскрементов.

Дора углубляется в полумрак торгового зала и застывает подле зеленого стула, на котором в первый день их знакомства сидел Эдвард. Проходя мимо Доры, здоровенный мужчина приветствует ее, изобразив нечто вроде легкого кивка, и Дора думает, как же он внешне постарел с того дня, когда она впервые его увидела! Кожа туго обтягивает лицо, на котором застыло выражение болезненного напряжения. Выглядит все это очень тревожно.

Дора наблюдает, как мужчины поднимают пифос по лестнице из подвала при помощи сложной системы веревок и шкивов. Она прижимает ладонь к губам, беззвучно призывая их поберечься, но Иезекия не выказывает никакого беспокойства на сей счет.

– Поаккуратнее, ты хоть знаешь, что это? – рявкает он, когда один из носильщиков – невысокий темнокожий парень, с виду совсем мальчуган, прогибается под тяжестью вазы.

– Ладно, ладно, мистер Блейк, – примирительно говорит мужчина, которого дядя назвал Тиббом. – Мы знаем, что это такое – как-никак, мы же ее грузили на повозку, не забыли?

Иезекия бросает взгляд на Дору и поправляет галстук.

– Конечно, не забыл! Но в тот день нам сопутствовала удача!

– Удача, – бурчит под нос здоровяк, сдвигая на плече веревку, на которую приходится заметная часть веса пифоса, – тут ни при чем.

Иезекия оборачивается к нему.

– Помолчи! – предупреждает он. – Я не потерплю таких разговоров.