Пандора

Дорогая Дора,

Мне так много нужно сказать Вам, но будет лучше, если я объяснюсь с Вами лично. Прошу Вас, знайте, что Вы глубоко ошибаетесь в своих подозрениях. Корнелиус в точности передал мне содержание разговора, состоявшегося между вами вчера вечером. Я могу лишь извиниться за его поведение и, разумеется, за свое собственное. Мне следовало ранее Вам рассказать, о чем я пишу и почему. Я проявил себя себялюбивым глупцом. Я искренне хочу восстановить наши прежние отношения и жду, что Вы, услышав мои объяснения, соблаговолите меня простить. Вы должны понять, сколь много для меня значит наша дружба. Льщу себя надеждой, что она будет иметь продолжение.

Нас ждут сегодня у лорда Гамильтона к шести часам пополудни. Корнелиус по доброте душевной согласился послать за Вами карету, которая подъедет к магазину в половине шестого. И я прошу Вас сесть в нее и присоединиться к нам. Наш вечер без Вас сегодня будет испорчен. Ведь, как я убежден, сэр Уильям пригласил нас только ради Вашего общества.

Ваш,

Эдвард

Дора примостилась на краешке табурета за прилавком, спрятав лицо в ладони. Высоко над ней Гермес восседает на своем обычном месте и спит, сунув голову под крыло.

Сейчас без четверти десять, и она уже прибрала и проветрила торговый зал, открыв входную дверь – попутно купив несколько веточек лаванды у уличной торговки, которая заглянула внутрь, – чтобы заглушить перегар дешевого джина и стойкое зловоние гнойника Иезекии, которое распространилось из жилой половины по всему дому. Впрочем, здесь, в магазине, зловоние ощущается меньше, хотя время от времени Дора улавливает его тошнотворные дуновения.

Из-за кухонной двери доносится грохот и звяканье – там хлопочет Лотти. Кусок хлеба с сыром, который Дора тайком стащила из кладовки сегодня утром, не может унять разыгравшийся голод. Но, не обращая внимания на бурчание в животе, она думает об Эдварде и чувствует прилив ярости.

Как он мог? Учудить такое у нее за спиной, рискнуть всем, что у нее есть, лишь ради собственной карьеры – это же непростительно! Она и не предполагала, что Эдвард на такое способен. После всего, что они вместе пережили… Но, с другой стороны, а что она вообще знает про Эдварда? Дора вспоминает о тех случаях, когда у нее возникало ощущение, что он намеренно сторонится ее, о многих недосказанных им вещах, о странных взглядах, которыми они обменивались с мистером Эшмолом в тот день, когда она пришла в Клевендейл. Дора отнимает ладони от лица. О, как же страшно она ошиблась в нем!

Она проводит пальцем по письму Эдварда, лежащему перед ней на прилавке, и мысленно вновь возвращается к сэру Уильяму. Они успели перекинуться лишь несколькими словами. И ведь правда: Эдвард умудрился полностью завладеть его вниманием. О чем же он рассказал сэру Уильяму? В глубине души Доре совершенно не хочется ехать на обед к Гамильтонам, но она понимает, что, манкируя приглашением, ничего не добьется, а лишь сама будет терзаться. Нет, надо поехать. И там, решает она, побеседовать с сэром Уильямом наедине.

Звенит дверной колокольчик. Ей даже не надо оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в торговый зал: она сразу почуяла смрадный запах, словно исходящий от падали в сточной канаве.

– Ты вчера поздно вернулась!

Каркающий голос Иезекии не вызывает у нее никакого сочувствия. Если он хочет упиться джином до смерти, ей-то какое дело.

– Да, – отвечает она, не глядя на него.

Длинная пауза.

– Ты тут прибралась.

– Кому-то надо этим заниматься.

Он крякает, заходит в помещение, волоча ногу. Дора складывает письмо Эдварда и убирает в кармашек юбки.

– А когда ее светлость, – говорит Иезекия с кривой усмешкой, – собирается вернуть мне мою вазу?

Дора хмыкает.

– Обещала сегодня днем. Сомневаюсь, что там в такую рань уже кто-то проснулся. Сами знаете, подобные гулянья длятся до утра.

– Откуда мне знать! – злобно цедит он, подойдя к прилавку и схватившись мясистой рукой за край. – Меня же не пригласили!