Дора примостилась на краешке табурета за прилавком, спрятав лицо в ладони. Высоко над ней Гермес восседает на своем обычном месте и спит, сунув голову под крыло.
Сейчас без четверти десять, и она уже прибрала и проветрила торговый зал, открыв входную дверь – попутно купив несколько веточек лаванды у уличной торговки, которая заглянула внутрь, – чтобы заглушить перегар дешевого джина и стойкое зловоние гнойника Иезекии, которое распространилось из жилой половины по всему дому. Впрочем, здесь, в магазине, зловоние ощущается меньше, хотя время от времени Дора улавливает его тошнотворные дуновения.
Из-за кухонной двери доносится грохот и звяканье – там хлопочет Лотти. Кусок хлеба с сыром, который Дора тайком стащила из кладовки сегодня утром, не может унять разыгравшийся голод. Но, не обращая внимания на бурчание в животе, она думает об Эдварде и чувствует прилив ярости.
Как он мог? Учудить такое у нее за спиной, рискнуть всем, что у нее есть, лишь ради собственной карьеры – это же непростительно! Она и не предполагала, что Эдвард на такое способен. После всего, что они вместе пережили… Но, с другой стороны, а что она вообще знает про Эдварда? Дора вспоминает о тех случаях, когда у нее возникало ощущение, что он намеренно сторонится ее, о многих недосказанных им вещах, о странных взглядах, которыми они обменивались с мистером Эшмолом в тот день, когда она пришла в Клевендейл. Дора отнимает ладони от лица. О, как же страшно она ошиблась в нем!
Она проводит пальцем по письму Эдварда, лежащему перед ней на прилавке, и мысленно вновь возвращается к сэру Уильяму. Они успели перекинуться лишь несколькими словами. И ведь правда: Эдвард умудрился полностью завладеть его вниманием. О чем же он рассказал сэру Уильяму? В глубине души Доре совершенно не хочется ехать на обед к Гамильтонам, но она понимает, что, манкируя приглашением, ничего не добьется, а лишь сама будет терзаться. Нет, надо поехать. И там, решает она, побеседовать с сэром Уильямом наедине.
Звенит дверной колокольчик. Ей даже не надо оборачиваться, чтобы понять, кто вошел в торговый зал: она сразу почуяла смрадный запах, словно исходящий от падали в сточной канаве.
– Ты вчера поздно вернулась!
Каркающий голос Иезекии не вызывает у нее никакого сочувствия. Если он хочет упиться джином до смерти, ей-то какое дело.
– Да, – отвечает она, не глядя на него.
Длинная пауза.
– Ты тут прибралась.
– Кому-то надо этим заниматься.
Он крякает, заходит в помещение, волоча ногу. Дора складывает письмо Эдварда и убирает в кармашек юбки.
– А когда ее светлость, – говорит Иезекия с кривой усмешкой, – собирается вернуть мне мою вазу?
Дора хмыкает.
– Обещала сегодня днем. Сомневаюсь, что там в такую рань уже кто-то проснулся. Сами знаете, подобные гулянья длятся до утра.
– Откуда мне знать! – злобно цедит он, подойдя к прилавку и схватившись мясистой рукой за край. – Меня же не пригласили!