– Не за что просить прощения, мисс Понсенби. Вы не ошиблись в своей оценке. – Дора раскрывает альбом на чистой странице, заносит над бумагой карандаш и с улыбкой говорит: – Так, а теперь я вас слушаю. Чего бы вам хотелось?
Мисс Понсенби увлеченно описывает тиару, а Дора начинает рисовать эскиз.
В течение дня порог «Эмпориума Блейка» переступают еще шесть леди и два джентльмена, желающих заказать ювелирные украшения, и карандаш Доры так и летает по бумаге, набрасывая эскизы один за другим. В какой-то момент в магазин заходит старик с длинной белой бородой, который надолго задерживается возле фальшивой фарфоровой чаши эпохи Мин, и, задав несколько ни к чему не обязывающих вопросов о происхождении этой чаши, расписанной орнаментом из голубых быков, исчезает, так ничего и не купив. Иезекию, если бы он это видел, хватил бы апоплексический удар.
Но Иезекия так и не вернулся в торговый зал – даже для того, чтобы присутствовать при возвращении пифоса, который в три часа пополудни доставили мистер Тибб и трое его помощников, пропахших конскими и человеческими испражнениями. (Дора отметила, что на сей раз мистер Кумб отсутствовал.) А ровно в четыре Дора запирает магазинную дверь на все засовы.
У нее голова кружится от количества принятых ею сегодня заказов. Еще никогда она не была так занята в магазине – да еще и своими собственными делами! Если бы она могла, то ни за что не закрылась бы так рано, но, коль скоро должна подъехать карета мистера Эшмола, ей нужно собираться. Как только Дора ставит ногу на нижнюю ступеньку лестницы, собираясь подняться к себе (Гермес сидит у нее у на плече), она слышит грохот из кухни – там что-то разбилось. Скорее всего, фарфор. Нахмурившись, Дора мчится по коридору, толкает кухонную дверь.
Кухня небольшая, но Лотти здесь не тесно, поскольку, кроме нее, тут обычно никто не бывает. Поначалу Дора решила, что служанка забивала какую-то живность – возможно цыпленка, – и впрямь все вокруг усеяно перьями, в воздухе пахнет птицей, но Лотти почему-то сидит на полу среди глиняных черепков и горько рыдает.
– Лотти!
Дора спешит к служанке, прикрывшей лицо руками, но та отмахивается от нее.
– Вы поранились? Вы… – слова застревают у Доры в горле.
Лицо Лотти представляет собой сплошной лиловый кровоподтек, один глаз полностью заплыл.
Дора перемещает Гермеса на пол, и он начинает клевать голубые и белые осколки керамики.
– Что случилось? – как можно спокойнее спрашивает Дора.
Служанка мрачно глядит на свои колени и судорожно глотает.
– Думаю, вы мне не поверите, если я скажу, что снова упала.
– Конечно, не поверю, – тихо соглашается Дора. Лотти качает головой, и крупная слеза падает ей на фартук.
– Он так… – ее дрожащий голос срывается. Она хлюпает носом и снова заговаривает. – Он так разозлился, что вы вчера ушли, что забрали вазу. Я пыталась его утешить. Раньше это всегда получалось, но на этот раз… – Лотти смахивает слезы со щек, не в силах скрыть досады от того, что ее видят в таком жалком состоянии.
Это все из-за меня, виновато думает Дора. Нет, не она, конечно, ударила Лотти, но если бы она не поехала на суаре…
Гермес теперь слегка поклевывает юбки Лотти. Дора хочет отогнать птицу, но, к ее изумлению, Лотти не позволяет.
– Не надо, – говорит она, икая. – Оставь его.
Дора недоумевает. Лотти хватает ее за руку. Надо же, ловит себя на мысли Дора, служанка впервые в жизни до нее дотрагивается. Она достает из кармана носовой платок и передает его Лотти. Служанка после некоторых колебаний берет его и громко высмаркивается в тряпицу.
– Я сегодня сама не своя, – говорит она после паузы. – Налетела на стол. Сшибла тарелки. – Она прикладывает платок к губе. – Платок окрашивается кроваво-красным. – Знаете, он раньше никогда так себя не вел. Когда-то он был моим любимым клиентом. Задолго до вас.
Дора глядит на нее, понимая, как мучительно для Лотти говорить об этом.
– А почему вы вообще стали с ним жить?
Лотти долго не отвечает. Слышно, как дышит огонь в печке, как чиркают сорочьи когти по каменным плитам. Наконец служанка пожимает плечами и складывает носовой платок в крошечный квадратик.
– Он предложил мне крышу над головой, безопасность. Деньги. Женщины вроде меня… Это разве жизнь, мисси. Я бы никому такой жизни не пожелала. Но выбор у меня был небольшой.
Дора кусает губу. Есть масса вопросов, которые она хочет задать, но теперь, когда слезы на щеках Лотти высохли, та не станет раскрывать ей свои карты – и как бы она ее ни расспрашивала, разговорить ее не удастся.
– Извините, Лотти, – вместо этого говорит Дора.
Та косится на нее.
– Это еще за что?
– Я во всем виновата.
– Не говорите ерунды. Он виноват в том, что распускает кулаки.
– Да, но…
– Лучше помогите мне встать.
Вот ведь упрямица. Лотти меняет позу. Звякают обломки тарелок. Дора подает служанке руку. Пальцы Лотти вцепляются в ее кисть, и Доре приходится обхватить Лотти за талию, чтобы та смогла подняться на ноги. Стоящий на полу Гермес склоняет голову.
– Вам надо лечь в постель, – твердо говорит Дора. – А я приведу лекаря.