– Я только на минуту. На пару слов.
Он вздохнул и нахмурился.
– Салишу или Сесиль?
– Сесиль.
– Жди здесь.
Он захлопнул дверь, и я беспомощно глянул на брата. А спустя секунду на пороге появилась она.
– Сто Сорок Второй? – Сесси скрестила руки на груди и прислонилась плечом к дверному косяку. – Ты никак созрел для разговора?
– Ну… вроде того. – Я выставил вперед руку с консервами и на одном дыхании выпалил:
– Я тебе принес. Это подарок. Я их… неважно. Это тебе. Вот.
Впихнув банку ей в руки, я бегом кинулся обратно к брату.
– Эй! – крикнула она. – В честь чего это? День рождения у меня только в июле.
– Просто, – обернувшись, развел я руками. – На память. В смысле… мне надо идти.
– Ладно, – она пожала плечами, прочитала надпись на банке и ошарашено уставилась на меня.
Я выдавил из себя улыбку и снова бросился бежать. В несколько прыжков догнал брата и, схватив его за рукав, потащил дальше по улице.
– Стой, идиот, – недовольно проворчал он. – Ты чего сбежал?
– А что еще я должен был сделать?
– Подождать, – сказал Саймон, ткнув пальцем мне в висок. – Я пожертвовал нашей последней едой, чтобы она тебя поцеловала. Ты ведь никогда не целовался с девчонкой.
– Ну и что?
Саймон хлопнул себя ладонью по лбу и досадно покачал головой.
– Сам еще не вырос, а на Жана гонишь. Это ведь то, что каждый мужчина должен испытать хоть раз в жизни. А ты упустил свой единственный шанс!
Вместо ответа я закатил глаза, фыркнул и небрежно махнул рукой. Но сердце внутри обуглилось дважды.
Я завис над тайником под Саймоновой кроватью. Под своей я, как и должно быть, насчитал пять банок: две с фасолью, две с капустой и одну с кукурузой. А под его только две банки – обе капустные.
Сосредоточенно сдвинув брови, я перечитал еще разок названия и повернулся к брату.
– Кто-то порылся в твоем тайнике?
Саймон неловко пожал плечами и перевел взгляд на потолок.
– Саймон!
– Я ведь не знал, что нам придется срочно бежать. До стипендии осталось всего два дня, а мама Рузанны очень больна и не может работать. Я хотел только… – он замялся и стал внимательно разглядывать свои ботинки.
– И что? Поцеловала она тебя?
– Ой, да какая разница? Я ведь не ради поцелуя…
– Вот почему ты заставил меня отдать Сесси персики, чтобы я на тебя не гнал. Ну, знаешь…
– На меня не гнал? Ты? На меня? Да если бы ты в первый раздел не поперся… – он яростно зарычал и схватился за голову. – Не хочу ругаться опять. И так жопа полная. Если мы сейчас еще и передеремся, это все, пиши пропало!
Я закивал и засунул капусту в сумку.
– Аптечку еще надо взять.
– Она родительская.
– И что?
Он промолчал.
Аптечка находилась на кухне и в ней были всего пара бинтов да червячная кислота для прижигания без красящего пигмента. За счет разделения кислотной и красящей составляющей местные медики вывели прямо-таки убийственную вещь. Без специального тампона наносить его на рану нельзя, а то вместо лечебного эффекта можно было прожечь в себе еще одну дыру. Как раз именно тампонов и не хватало.
– Радуйся, она бесполезна, – констатировал я и убрал стеклянный пузырек с кислотой обратно.
– Хотя бы бинты возьми.
Я недоуменно приподнял брови.
– Они же родительские.
– Да, но мы не увидим их больше. Это я на рефлексе сказал.
Он поспешно отвернулся, пряча выступившие слезы.
Родители работали в первую смену, а дедуля Тедди во вторую. Его дома тоже не было. Меня это не удивило – он вечно где-то пропадал, – но расстроило. Будь он сейчас дома, наверняка придумал бы что-нибудь.
Мы выложили на стол все свои припасы и окинули их печальными взглядами.
– Нам этого не хватит, – вздохнул Саймон. – Мы умрем с голоду.
– Знаешь, если бы ты не отдал свои консервы Рузанне, мы все равно умерли бы с голоду, – успокоил я его. – Нет такой вселенной, где два человека смогли бы тридцать лет прожить на две банки фасоли, четыре с капустой и одну кукурузную.
– Почему тридцать?
– Средняя продолжительность жизни на нашем острове доходит до сорока – сорока пяти лет, так? Я взял на вооружение самый благоприятный исход событий.
– Тридцать лет в горах… – выдохнул Саймон, и его лицо приобрело зеленоватый оттенок.
– Или в каком-нибудь подвале. Зато на заводе впахивать не придется.
Он взглянул на меня с такой яростью, что мне захотелось провалиться сквозь землю.
– Издеваешься?
А мне в голову скользнула еще более сумасшедшая, чем отсидка в горах, идея. Я схватил его за руку и раскрыл рот, собираясь выдать новый план.
– Нет, – резко оборвал он, – даже не думай.
– Что? Я же сказать еще ничего не успел!
– Я знаю это выражение лица, – он задрал рубаху и показал мне большой белый шрам под подмышкой, соседствующий с другим огромным шрамом. – Вот, чем все заканчивается, когда на твоем лице появляется такое выражение.
Это случилось два года назад, когда я предложил Саймону построить на крыше дома пункт наблюдения за соседями. Тогда же я и свалился с крыши. А он меня поймал и держал минуты три, пока сломанный козырек впивался ему в бок. Не удержал, правда, и я сломал ногу.
– Я извинялся за тот случай миллион раз. Неужели ты до сих пор меня не простил?