Панджшер навсегда

Длинная раскаленная очередь вспорола влажный воздух, горную тишину. Приклад пулемета методично бил в крепкое солдатское плечо, Абдуллаев что-то орал на своем наречии себе под нос, а Варгалионку в этот момент казалось, что сам демон вселился в солдата и теперь безудержно и жадно торжествовал. На дороге раздались крики людей, топот бегущих ног, где-то в камнях металлическим стуком отозвалось брошенное оружие.

– Отсекай от гор! Уходят! – прокричал между очередей Абдуллаев.

– Вижу! – теперь и Варгалионок короткими очередями из автомата обрабатывал каменистый склон горы, не вполне уверенный в том, что его пули достигают цели. Заработали еще два автомата. Светящаяся трасса аккуратно прошла вдоль обочины дороги, потом трассера несколькими приемами описали контур склона горы. Кто-то хорошо видел ночью. Через пять минут ничто, кроме кислого запаха пороха, не напоминало о внезапно разразившейся стрельбе, но кому-то этот запах казался сладким.

– Ну, Варгалионок, что ты тут за фейерверк устроил? Докладывай. – Марков отложил автомат и в благодушном настроении всматривался в ночь, пытаясь увидеть дорогу и не решаясь спуститься к ней.

– «Духи» дорогу минировали. Ну мы по ним и жахнули. Вон Абдуллаев всю ленту расстрелял.

– Сколько их было?

– Я троих видел. Может, их и больше на дороге копалось, но я видел троих.

– Попали в кого?

– Там крики были, наверное, попали.

– Я скажу, – нетерпеливо вмешался Абдуллаев, – одного я точно срезал. Я чувствую. Потом они побежали. Дальше не знаю. Но одного я точно срезал.

– Думаю, мы еще одного могли зацепить. Там, на дороге, или кто-то споткнулся, или автомат уронил.

– Ладно, я понял. Докладываю оперативному, – командир взвода Марков праздновал свою маленькую победу. Это не то, что песок и щебень в горах месить, ему теперь никто не скажет, что он зря небо коптит. – Утром посмотрим, что мы тут наколбасили. А теперь наблюдать внимательно. Мало ли что, ночь впереди длинная…

Утром картина ночного боя прояснилась. Неудачливый минер с искаженным лицом, скорчившись, лежал у обочины в окружении разбросанных итальянских пластиковых мин. Он был нафарширован свинцом. Идти по следам других душманов труда не представляло, местами виднелась разбрызганная кровь, а дальше нашли и два автомата, оставленные ранеными, когда они убегали. Но самих гостей так и не нашли: либо те смогли уйти, либо солдаты плохо искали то, что от них осталось.

– Ну давай, отметим твой успех. Это стоит того, а то мы тут закисли в рутине. – Ремизов пару минут назад выслушал одобрительные слова от начальника штаба и пребывал в приподнятом расположении духа. – Ты только нос не задирай.

– Завидуешь?

– Ты что, обалдел? Тебе просто повезло. С корабля на бал и сразу в герои.

– Конечно, повезло. – Марков добродушно и самодовольно улыбался, его простое восприятие жизни обезоруживало, он по-прежнему оставался уверенным, что все в его жизни будет в порядке.

– Повезло, что не они тебя, а ты – их.

– Ты краски сгущаешь. Что бы они сделали?

– Если бы Варгалионок не засек «духов» и они установили бы эти «итальянки», что бы могло произойти на обратном пути, а? Ты знаешь? – В секундной паузе взгляд Ремизова уплыл в сторону, дернулась правая щека, он представил, что было бы. – Нет, не завидую, нельзя завидовать.

– Ну ты – Кассандра.

– Слава богу, нет. Она принесла дурные вести. А я всего лишь предостерегаю. Сегодня все в масть, а завтра мордой в грязь?

– Ты изменился, Арчи, ты стал еще и циничным.

– Не больше, чем все. – Он усмехнулся. – Меня давно никто не называл Арчи, больше никого не осталось, кто так меня называл, только ты. Теперь меня все зовут товарищ лейтенант, и командиры, и подчиненные, у меня больше нет имени. А ты спрашиваешь, почему я стал таким.

– Хочешь честно? У нас лучшая рота в батальоне, а может, и не только в батальоне, в этом нам всем повезло. Костю, конечно, жаль, бойцов наших раненых тоже, но вдумайся, Арчи… – Здесь Марков остановился, собрался с чувством и, взмахнув для убедительности рукой, продолжил: – Ты вдумайся! У нас в течение пяти месяцев нет ни одного убитого. Ни одного! А что у соседей? Мы везде вместе с ними отрабатывали, мы всю весну пахали как черти, летом ты вообще один остался. Результат тот же.

– А Олейник, Труханович?

– Они умерли, а не погибли. В бою, при обстрелах от душманской пули или осколка не погиб никто, и раненых у нас в два раза меньше, чем в любой другой роте. Ты думаешь, это просто так? Ничего подобного.

– Миш, мы тут с этой войной все в дерьме, а тебя после отпуска на фантазии потянуло. Тебе бы замполитом быть, политруком, а то наш где-то в Баграме потерялся.

– Извини, но этот твой сарказм тут ни при чем. Бойцы говорят…

– Не извиняйся. – Ремизов не дал ему договорить и удовлетворенно усмехнулся. – А бойцы, значит, уже нажаловались командиру взвода? Что ж теперь? Приходится применять и недозволенные приемы. Пусть домой живыми вернутся, да письмецо черканут и спасибо скажут. Я – командир, я без них смогу, а они без меня – нет.

– Арчи, у тебя налицо профессиональная деформация.