Панельный хорей. Книга 2

Седьмая, и она же последняя кабина правосудия. Между собой мы называем её «шанс». Иногда, по разным причинам и обстоятельствам, правда очень редко, прошу заметить, суд решает пощадить того или иного преступника. Присяжные могут настоять на смягчающем приговоре. В таком случае преступник попадает в эту самую камеру, где ему ампутируют все конечности, в том числе и половой орган. Затем с такого человека снимаются все обвинения. Оступившийся гражданин возвращается в общество, правда без послаблений: он не сможет получать пенсию по инвалидности. А вообще, в любую камеру может попасть преступник с любым проступком. Так что помните, граждане страны и её гости, любое преступление не останется безнаказанным. Каждый, кто преступит закон и права другого человека, будет жестоко наказан. На этом всё. Всем хорошего настроения и успеха в его нелёгком деле. Помните: чисто там, где не мусорят»

С этими словами снова вспыхнул логотип С.Е.М.Ь и экран окончательно погас.

Андрей смотрел на всё снизу-вверх, а по его щекам текли слёзы. Было непонятно, улыбается он или просто кривит рот.

С его губ тихо срывалась только одна и та же фраза: «Господи… спасибо, что седьмая, господи, спасибо, что седьмая».

Эта долгая зима провинции

29 ноября

Где-то недели две назад я принял окончательное решение уехать на поезде в родной город, прихватив с собой почти все пожитки. Нет смысла скрывать, что я уже давно подумывал покинуть эту культурную (в кавычках) столицу, в надежде хоть на время спастись от постоянной погони за деньгами. Правда.

Главное разочарование взросления заключается в полном исчезновении романтического фасада происходящего. Редкий человек умудряется сохранить это чувство блаженного действа, когда даже еженедельный поход за продуктами делается целым приключением. Большая же часть людей сгорают быстро. Они обрастают подкожным жирком, они обрастают детьми, и кредитами в той самой надежде на счастливую старость, не понимая, что их голодная молодость была большей частью их жизни. Или, мне думается, что люди именно такие ввиду своей полной несостоятельности в плане своих желаний. Они не знали, чем хотят заниматься по жизни, им нравилось и нравится плотно покушать, поспать и позаниматься стандартным сексом с таким же лентяем. А потом, когда им становится скучно, они начинают ещё больше следовать социальной моде бедных, ища себе любовниц и любовников.

Получается, что вся эта масса ранних детей, разведёнок, грустного алкоголизма и по итогу оплакивателей жизни, складывается из двух самых главных деталей: наличие мечты и возможность её осуществить.

По меркам взрослых людей я ещё молод. Это правда. Мне тридцать будет только через четыре осени. Во мне есть задатки молодости, а ещё у меня есть мечта и возможность. Два главных социально-алхимических элемента находятся в моём кармане, давая повод для действия. И я действую, правда действие моё заключается во временном отступлении.

Не хочу тешить себя иллюзией, что я уезжаю в свою родную провинцию (звучит, будто я еду в уютный французский городок, но это нет так) по стратегически важным причинам. Но я и не хочу сказать, что уезжаю вынужденно и без желания. Просто в какой-то момент вдруг осознал, что мой профессиональный рост не зависит от географического положения, а вот моё здоровье немного протекло через незаметную пробоину моей психической системы.

И вот я аккуратно собираю свои вещи в пять сумок разной формы и длины. Одежда, подарки и сушилка для обуви отправляются в самую большую фиолетовую сумку на замке. В придачу туда же отправляются мои одновременно и новые, и старые зимние ботинки, которые я так ни разу и не надел. Так случилось, что уже два года кряду в этом огромном красивом клоповнике нет снега, только ветер протыкает своим острым жалом. Я люблю такую погоду, но для моего бронхита слишком влажно, да и соскучился я по снегу.

В золотистую сумку (она стоит на втором месте по размеру) я бережно складываю накопившиеся книги. Их не так, чтобы уж очень много, но сумка забивается до отказа. Я пробую её вес, поднимаю и понимаю, что будет не сладко её нести, но что поделать. Литература, как чужая, так и своя – стала моей болезнью, от которой не найти лекарства, так как болезнь эта имеет характер очень скрытый и сидит глубоко в мозгу. Излечиться от неё будет можно только пулей, но пистолета у меня не имеется, поэтому придётся пронести словесный грипп через время и пространство, стараясь (из коварных побуждений) заразить как можно больше людей.

Дальше на очереди идёт тканный большой пакет. В него помещается мой коврик для йоги (я его так называю, потому что это коврик с иголками, на котором я релаксирую, а иногда засыпаю), тонкое одеяло, записная книжка, которая всегда должна быть у меня под рукой, а ещё немного еды для завтрашней поездки. Благо я всегда не мог правильно рассчитать правильное количество чего-либо, поэтому еда поместилась свободно. Коробочки быстро завариваемой лапши создавали отличную иллюзию, что мне этого хватит.