Пангея

По мере приближения к полю битвы на востоке становилось все многолюднее. На мгновение апостолам показалось, что красная и желтая людские реки внизу прорвали плотину у входа в небесные пределы и хлынули сюда — все больше измученных, истощенных, окровавленных, с закатившимися глазами теней собиралось у пурпурных заграждений, за которыми работали мощные уборщики облаков с песьими головами и золотыми турнирными доспехами на плечах. Облака не должны создавать помеху. Со стороны, куда должен был выступить Господь на своем огнедышащем коне, собралось бессчетное количество ангелов, духов, светлых господних слуг в лаковых черных и белых штиблетах с длинными носами, в воздухе летали птицы, бабочки, стрекозы, вспорхнувшие напоследок малахитовые майские жуки, удивительное цветение раскинулось по краям ринга, цветение и аромат, колосились маки, раскрывали свои сумасшедшие сердцевины ирисы, лилии и рододендроны, воздух гудел от полнозвучных труб и литавр, к их величественным звукам примешивались и песнь соловьев, и поддакивание канареек, вечные дубы величественно шевелили ветвями, полными золотых желудей, сосны и пинии наполняли утренний эфир терпковатым ароматом смолы, крупные птицы в ярком оперении восседали на ветвях и чинно переговаривались на вечные темы, кивали головами на певчих, пытаясь попасть в такт их трелям отдельными, может быть, самими важными словами из своих задумчивых речей. За деревьями виднелись сады, за ними заливные луга, напоенные просыпающимся светом и влагой, за ними совсем уже далеко виднелись сказочные города с высокими башнями разных цветов — оттуда Господь любуется звездами — так говорили небесные златоусты, так рассказывали райские сказочники, которые шумной толпой прибыли на поединок в сопровождении целого выводка блистательных персонажей собственного производства. Колобок катился по тропинке, путался под ногами, и волей-неволей апостолам несколько раз пришлось жестоко пнуть его, аленький цветочек так и норовил вскочить в их оттопыренные кармашки, пытаясь превратить каждого бредущего в заправского жениха, целый выводок Дюймовочек с хохотом проносился туда-сюда, сбивая с панталыку Мальчика-с-пальчика, поддавшегося соблазну поразглагольствовать прямо здесь же, среди мощного потока длиннобородых и пейсатых, пришедших сюда поприсутствовать на главной битве времени. Были здесь и змееголовые девы, и крылатый Зефир, но Петр и Павел быстро миновали толпу сказочников с их приспешниками, они боялись застрять здесь, не хотели глядеть на битву и спешили уйти прочь, подальше, чтобы никому не попасться на глаза и не стать дурной приметой — а мало ли: увидят и решат, что бой уже проигран, раз самые верные покидают свои посты.

Да, покидают. И не из предательства. А потому, что вышел их срок. Господь поймет и простит. У каждого есть срок, и он идет от начала к концу. А не наоборот. Ни у кого не наоборот.

С другой стороны ринга, куда должен был выползти на своем драконе сатана, было черно и холодно. Сначала черно, а потом, по мере того как поднималось солнце, заменяя отблески сначала на короткие, а потом и на длинные лучи, из черного проступило белое, не давая никаким цветным оттенкам пробиться наружу. Здесь не было ни яркости, ни хаотического движения — изредка слышалось лишь завывание сирены и змеиное шипение, треск и отвратительно хлюпающие щелчки: это черно-белые почки молниеносно набухали и лопались, не давая никаких цветов или семян, а только смрад и холод. Но у этого края ринга была и своя красота, орнаментальная выверенность, симметрия расположения фигур: квадратов, треугольников, кругов, трапеций, расчертивших воздух и находящиеся за рингом дали. Завершенность композиции кружила голову, клетка шахматной доски внушала уверенность, все говорило о железной логике хозяина, о выверенности его плана. Петру и Павлу некоторые фигуры казались цветными — синими и желтыми. Временами мерещилось, что какой-то квадрат начинал светиться мутно-красным или грязно-зеленым, но они знали, что это обман зрения, как обманом зрения, по их убеждению, являлись и внезапные виды на скопище клерков в белых сорочках и черных костюмах, сидящих смирно по своим ящикам-кабинетам или длинными маслянистыми рядами на грандиозном съезде валькирий. Зрительный обман, иллюзия, аберрация были вечной приметой сатанинских далей — и сбежавшие апостолы, привычно не веря своим глазам, с удвоенной силой зашагали прочь.