Все-таки Альфред Гольд, урожденный свердловчанин, по моему глубокому убеждению, как писатель, — северный человек. И речь не просто о мастерстве публициста, а о богатом накопленном документальном материале, который на новом месте жительства грозит остаться невостребованным. И вряд ли Гольд мог относиться к этому безразлично.
И он подтвердил эти мои мысли, рассказав, с какой радостью отнесся к предложению Надымгазпрома, буквально воспрял: не зря, не напрасно вел северный дневник, сохранял в переездах салехардские, надымские, ямбургские блокноты, черновики. Он буквально излучал восторг!.. Рассказывая о нынешнем сборе материалов по «Медвежьему» (многое записывал на магнитофон), он сетовал на то, что не все может использовать в будущей книге — возможности ограничены «юбилейным» жанром. Придется, наверное, все остальное использовать где-то в других работах, — сказал он, с явным удовольствием. Гольд возвращался на Север!..
— Но что это мы все обо мне, о моих делах! — спохватился он. Расскажите о себе, о Пангодах — нынешних. Старые-то, еще деревянные, я немного знаю, помню… А теперь и не узнать, и людей много новых. Моих старых знакомых приходится чуть ли не с миноискателем разыскивать!.. Ладно, валяйте, с чем пришли?… — он подпер кулаком голову, подался вперед и приготовился слушать…
И я рассказал.
Можно было начать с любого. Я начал с того, что поведал, как в 1991 году в Пангоды приезжал популярный певец, известный в то время своими «антирежимными» песнями. Это случалось через несколько недель после августовских событий, которые, разумеется, соответствующим образом окрашивали выступление ангажированной концертной группы. Оно было бескомпромиссным и яростным: по сцене ползали чудовища с серпами и молотами, певец пел о демократии и, указуя, а то просто тыча дулями в конкретных героев представления, произносил конкретное: «Козлы!.. и т. п.» На меня как зрителя данная дем-большевицкая «агитка» производила тягостное впечатление, но дело не в этом…
Певец рассказал, что сегодня увидел в Пангодах на экскурсии — люди в этом населенном пункте живут в бочках! Это в двадцатом-то веке!.. Подсказываю вам, люди, продолжал певец-демократ, вытаскивайте из квартир ваших партократов, смело переселяйтесь в их жилища, а их самих — в бочки! В бочки!.. Пусть узнают, что это такое. Давайте, подбадривал он, а я в следующий свой приезд сюда — проверю!!!
Забегая вперед, — на «проверку» артист не приехал: вскоре он в характере «демократического» времени был застрелен то ли вором в законе, то ли собственным охранником. Мне его было искренне жаль. Но тогда, в пангодинском зрительном зале хотелось спросить его, а знает ли он то, о чем так страстно говорит? Какие, к черту, в Пангодах «партократы»! А если все мы без исключения прошли через «бочки», балки, времянки, общежития, все мерзли на трассах и т. д. и т. п.!.. Кто из нас «крат», а кто просто человек?! До сих пор жалею, что не зашел за кулисы, не напросился на интервью, в ходе которого, попутно, можно было многое ему рассказать о моих Пангодах.
Какая бездна между тем, что видится сверху и тем, что есть на самом деле. В чем была причина этого моего, наверное, несколько наивного желания, замешанного на чуть ли не детской обиде, — действительно, что из того, что один человек стал бы думать иначе?…
…Вообще, мне всегда было обидно за Пангоды. Да, за двадцать пять лет написано несколько книг, в которых, так или иначе, фигурирует населенный пункт с этим именем. Как объект. И если о людях — опять же, в свете промышленных достижений. Вскользь. По касательной. Недолет. Перелет…. Да, населенный пункт растет и развивается, это уже почти город. Но тогда почему же за четверть века, здесь не появился ни один человек, который попытался бы описать Пангоды изнутри. Описать Человека Пангод — вне зависимости от того, чем он занимается.