Пани колдунья

- Ну да, она, значит, должна о твоей репутации заботиться. После того, как ты с нею уже пять лет не разговариваешь, на письма не отвечаешь и всем рассказываешь, что у тебя ни братьев, ни сестер нет... Видишь, опять разговор в сторону увел!

- Прости, Лизочек, душа куражу захотела! Этот купчишка был так самонадеян, так высокомерен, что я просто не мог над ним не посмеяться...

- И в каком ты виде перед ним предстал?

- Да ни в каком! Клянусь, из-за стола не выходил...

- Все ясно, змею ему показывал. Кобру, небось. И откуда она у тебя появлялась?

- Из-за портьеры, - буркнул Астахов, сраженный догадливостью дочери.

- А перед тем заставил его на графин глядеть?

- Понятное дело, пообещал его водочкой угостить, а пока он на хрустальное стекло любовался, я ему зрение и отвел... Уж больно ты со мною строга, душечка! Я в Индии столько всего узнал, и что же теперь с этими знаниями делать прикажешь, если они против воли наружу просятся?

На самом деле в фокусе, который показал её отец купцу, ничего таинственного не было. Ежели, конечно, знать секрет. Так называемый магнетизм. Внушение. Свою жертву отец заставлял смотреть на что-нибудь блестящее, сосредоточиться, а сам тем временем внушал ей какие угодно видения. Больше всего Астахову нравилось пугать свои жертвы змеями: кобрами или, того паче, анакондами...

- И ты не нашел ничего лучше, как пугать невежественных людей... Может, тебе в петербургских салонах представления устраивать, публику веселить? Поговорим с Дементьевыми, этими завзятыми театралами и меломанами. Уж они-то тебе аншлаг обеспечат... Подумай над моим предложением, а? Будь мы победнее, могли бы таким манером деньги зарабатывать, а так... сиротскому приюту благотворительность окажешь...

- Я тебе не шут балаганный! - обиделся Астахов и вернулся к столу, чтобы сесть в свое любимое кресло. - Наших скучающих печориных веселить! После такого женихов у тебя не прибавится!

"Представительская" сигара в его руке погасла, и он с досадой бросил её в корзину для бумаг.

Теперь князь сидел за столом, подперев рукой красивую голову и не смотрел на дочь, целиком уйдя в свои мысли.

Лизе стало жалко отца. Нестарый, энергичный, полный сил мужчина попросту не знал, куда себя девать. Он никак не мог найти забвения и покоя после случившейся трагедии, когда из его жизни ушла единственная женщина, которую он любил, - мать Лизы. И почти в это же время уехал из дома наследник - старший сын князя. Уехал и затерялся где-то на просторах России.

Князь совсем забросил свои хозяйственные дела, и если бы не умный, знающий управляющий, огромное имение Астаховых давно бы пошло прахом...

В свое время Николай Николаевич дал приют семейству своего товарища Виктора Гаврилова, с которым когда-то учился во Франции, в знаменитой Сорбонне (Сорбонна - второе название Парижского университета. ). Гаврилов оказался по-настоящему талантливым управителем. Он разумно сочетал новые методы обработки земли с искони принятыми в этих местах, к крестьянам относился с сочувствием.

Как это ни парадоксально, крестьяне Гаврилова любили. И ходили к нему со всякой своей нуждой, не хуже, чем к третейскому судье.

Прежде Астаховы наезжали летом в имение, где для Александры - жены князя, их сына и маленькой дочери был выкопан пруд и на пруду сооружены деревянные купальни.

Имение называли "Отрадой". Обычно сестра Виктора Гаврилова, которая после гибели на дуэли любимого жениха жила теперь с братом в имении, разводила перед особняком великое множество цветов. Таким образом, чтобы они цвели, сменяя друг друга, целое лето.

Лиза знала о тоске отца по матери Александре Астаховой, в девичестве Кохановской, и знала о слухах, которые ходили по Петербургу: красавица-княгиня сошлась с певцом-итальяшкой, бегала к нему на свидания в номера, за что в припадке ревности Астахов её задушил, чтобы потом выдать причиной смерти жены сердечный припадок...

- Какой там припадок! - шептались кумушки. - Отчего тогда в закрытом гробу хоронили? Душегубец князь. Не выдержал звания рогоносца, коим наградила его любимая супруга, вот и убил её.

- Но врач-то заключение о смерти выдал в полной форме! - возражали недоверчивые.

- Врачу такой куш за молчание отвалили, что он до собственной смерти рта не откроет. Семейный врач - почище исповедника. А иной раз приходится и как бы соучастником быть. За столько лет врачи так к своим пациентам привыкают, что становятся почти членами семьи...

- Зачем Спесивцеву, - это была фамилия врача, - какой-то там куш, он и сам не из бедных людей, - не соглашались все те же неверующие.

- Затем, что денег никогда не бывает много! - заключали первые, приговорив как пособника душегубству несчастного врача.

Словом, слухи о персоне князя Астахова, ходившие по Петербургу, рисовали его в самом зловещем свете. В основном, в глазах женщин. Правда, им не переставали интересоваться вдовы и перезрелые девушки, поскольку он был не только знатен, но и богат...