Пани колдунья

— Ты имеешь в виду мой поцелуй? Ничего подобного. Я просто хотела поблагодарить тебя за прекрасный подарок, — спокойно сказала Лиза и, будто ничего не произошло, подошла к зеркалу. — У тебя хороший вкус, mon amour[26], этот мех очень идет к моим волосам.

Лиза щебетала нарочито легкомысленно, будто ничего не случилось, но внутри у нее все заледенело, как если бы это остывало ее горячее сердце, постепенно превращаясь в кусок льда. Она была недалека от того, чтобы, несмотря ни на что, — влюбиться в Станислава. Ей показалось, что вот наконец он начинает открываться для добра, но створки его раковины лишь чуть приоткрылись и с лязганьем захлопнулись. У нее осталось лишь чувство горького разочарования. А счастье было так возможно, так близко…

— Ты сказала — моя любовь! — В голосе мужа ей послышалось рычание.

— Сказала. Тебя это обидело?

— Моя любовь! — со злостью повторил он. — Так говорят парижские кокотки!

— Мне не приходилось общаться с кокотками, — пожала плечами Лиза, — но, если это тебе так неприятно, извини, я больше никогда не буду так тебя называть!

Вот что вышло из ее попытки поблагодарить мужа за дорогой подарок. Но Лизе предстояло обратиться к Станиславу с просьбой, потому она не стала продолжать эту тему. Она попросила:

— Ты не позволишь мне поехать с Василисой в магазин, чтобы купить кое-что: перчатки, веер в тон платью.

— Не возражаю! — буркнул он; Лизе даже показалось, что муж раскаивается в своей вспышке.

Станислав сунул руку в карман и достал пачку денег. Причем он даже не стал их отсчитывать, а просто сунул ей в руку:

— Можешь не экономить. Мне вернули крупный долг, так что… мы богаты.

Он сделал паузу перед тем, как сказать «мы», словно это скромное местоимение давалось ему с большим трудом.

Василиса в ответ на просьбу княгини слегка замялась:

— Вы бы не стали возражать, ваше сиятельство, если бы я вас попросила…

— Что случилось? Смелее, — подбодрила ее Лиза.

— Вы не будете против, если мы возьмем в повозку несколько ящиков с цветами? Игнац послал их в магазин слишком мало, я забыла его предупредить, а перед балом непременно будет ажиотаж.

— Конечно, я не буду против, — засмеялась Лиза, — я бы даже села на козлы…

— Нет-нет, — испуганно запротестовала экономка, — князь мне этого никогда бы не простил… Но почему у вас такое выражение лица, будто вы собираетесь сказать мне еще что-то?

— Видите ли… — Лиза помолчала, а потом засмеялась. — Что поделаешь, мы пока не настолько знаем друг друга, чтобы предвидеть, как каждая из нас откликнется на то или иное событие. Словом… вчера состоялась дуэль…

— Знаем, наслышаны!

— Но вы, наверное, не знаете, с кем дрался Поплавский… С моим бывшим женихом.

— Этого я действительно не знала. Он тоже поляк?

— Нет, он русский и приехал сюда за мной, чтобы увезти в Петербург.

— Разве он не знал, что вы вышли замуж за князя?

— Знал, но считал, что наш брак церковь признает недействительным, так как Станислав украл меня из-под венца без моего согласия.

— И теперь вы согласились со своим женихом уехать?

— Не согласилась. Я обвенчалась со Станиславом и считаю своим долгом нести этот крест до конца.

— Значит, вы знаете, на что пошли, и решили покориться? — пробормотала Василиса. — Но у вас было ко мне дело.

— Петруша… Петр Жемчужников, говорят, тяжело ранен. Он в гостинице с младшим братом, в Кракове, и я хотела бы знать, как он себя чувствует, не нужно ли ему чего? Может, надо нанять сиделку или пригласить хорошего врача?

— Причем так, чтобы Станислав об этом не знал?

— Наверно, он не поймет моего участия в судьбе Петра. Подумает, что меня толкает к этому не только чувство сострадания и невольной вины…

— А вы знаете, в какой он гостинице?

— Об этом знает Теодор Янкович.

Василиса внимательно посмотрела на нее:

— А вы, княгиня, отчаянная женщина! И, представьте себе, мне это даже нравится… Как я понимаю, вы не знаете, где живут Янковичи? С удовольствием вас сопровожу. А чтобы не давать повода к сплетням, сделаем так: я зайду к ним сама, а вы пока подождете в карете.

— Я передам через вас для него письмо, а когда он выйдет к карете, сама все объясню. Вы правы, никто меня не должен видеть. А пан Янкович, думаю, человек достаточно благородный, чтобы никому не рассказать о моей просьбе…

Повозка, которую Василиса называла каретой, не походила на большинство щегольских экипажей петербургской знати. Она предназначалась, видимо, больше для хозяйственных целей, для ежедневных поездок, но Лиза вовсе не ощущала из-за этого дискомфорта, скорее наоборот.

Ночью рана Станислава, несмотря на лекарства, которые по предписанию врача заставляла принимать его Лиза, не давала ему спать. Он ворочался и стонал, потерял в какой-то момент всю свою враждебность и даже не сопротивлялся, когда Лиза, в очередной раз напоив его микстурой, легла рядом и осторожно обняла. Станислав положил голову ей на грудь и заснул, а она почти не спала, боясь во сне неловко повернуться и потревожить его рану.

В свою первую поездку Лиза надела новую накидку, посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна.