Паника

— По крайней мере до меня его никто не ел! — заявила она и проглотила содержимое скорлупы. Вкус был — так себе. И к тому же — запах рыбы.

Девушка подошла к месту, куда Джибс высыпал фрукты, нащупала банан.

— Рохан! — сказала она, зевнув. — Может, пойдем спать?

— Спите здесь! — предложил АНК. — Песок теплый и мягкий. И я не стану вам… мешать! Здесь вас никто не потревожит! — добавил он со значением. — Потому что здесь буду я!

Косматое существо размером с гризли-двухлетка брело по заснеженному лесу. Существо было покрыто рыжей свалявшейся шерстью и все же больше походило на человека, чем на хищного зверя. Но не было ни зверем, ни человеком.

АНК смотрел на существо снаружи и изнутри. Снаружи он видел широкие короткопалые подошвы, проминающие неглубокий снег, сутулую спину, раздувающиеся бока. Изнутри он видел боль, слабость, одиночество и невероятный голод. Голод, который невозможно утолить ни теплой кровью зайца, затаившегося под стволом упавшего, полузанесенного снегом дерева, ни орехами из беличьей кладовой, которую существо чуяло в пятидесяти шагах. Иной голод. Голод руки, чьи сосуды перетянуты жгутом. Руки, которая медленно умирает, лишенная притока жизни из большого и сильного тела. Именно из-за этого подгибались колени существа и все медленнее бились оба его сердца.

АНК, а это был он, потерял связь с Госпожой с тех пор, как Дети Дыма убили последнюю его подругу, последнюю Древнюю. Обратившись на четверть луны назад, Тот-Кто-Пришел мог видеть ее, распростертую посреди черного поля, с которого ветер смел снег. Пронзенная дюжиной стрел. Древняя еще пыталась ползти, упираясь руками в мерзлую землю, приподнималась, устремляя к серому небу уже незрячие глаза.

Видел АНК и свору собак, кругом, но на почтительном удалении поджавших хвосты. Разномастных псов, визгливо взлаивающих и отскакивающих, когда окровавленная, топорщащаяся стрелами волосатая спина содрогалась в бесполезном усилии, а широкое копыто царапало смерзшиеся комья чернозема.

Потом увидел АНК, как с визгом и гиканьем принеслись-налетели всадники. Голова Древней слепо повернулась к ним, шевельнулись черные губы… и длинное копье, поддев, перевернуло Древнюю навзничь. Второе копье ударило между розовых безволосых грудей, испачканных оттаявшей землей, а третье, воткнувшись в живот Древней, подбросило беспомощное тело, переломилось и… жизнь подруги АНКА наконец ушла из этого мира.

Тот-Кто-Пришел смотрел на убийство извне: глазами существа, бредущего по заснеженному лесу. Существа, которому некогда довольно было лишь появиться в ореоле гнева, чтобы все живое в ужасе бросалось прочь. Теперь же крик его разбивался о кресты на щитах и таял в красных султанах шлемов. Связь АНКА с Госпожой, и без того слабая, была утрачена. И ОНА не могла пробиться через крепость чар, загнавших ее в темные глубины Земли.

Тот-Кто-Пришел перенесся через две луны. Зима уже отступила, в проталинах вовсю зеленела молодая трава.

АНК увидел ожившую землю, вдохнул радость живого разбуженного весной…

Но того АНКА весна не радовала. Потому что тот АНК был мертв. АНК нынешний видел косматое свернувшееся тело, которое даже росомахи не решились тронуть, и понимал: как бы это мертвое тело ни отличалось от него внешне, это и есть он сам.

Вынырнув из забытья, Тот-Кто-Пришел судорожно сжал свою бамбуковую свирель. Никогда больше Дети Дыма не заставят его страдать от собственного бессилия!

Веерховен глядел на черный силуэт Тарарафе. И на желтый шар луны, висящий, казалось, прямо над головой масаи, сжимавшего румпель. Тарарафе уверенно направлял их суденышко, ориентируясь по ослепительной звездной сыпи. Вот только вряд ли они делали больше двух узлов. Ветер совсем ослабел и грозил перейти в полный штиль..

Глаза Веерховена слипались.

Масаи закрепил румпель и поднялся. Он казался очень высоким, почти великаном. Ни слова не говоря, африканец бросил к ногам Рихарда спальный мешок и одеяло из верблюжьей шерсти.

И снова вернулся на корму, к румпелю.

Рихард сложил мешок вдвое и расстелил на деревянном настиле между скамьями. Тень паруса заслонила луну и большую часть звездного неба. Рихард завернулся в одеяло и мгновенно уснул.

Когда он проснулся, вокруг было совершенно темна. Луна ушла. Только белые звезды, вышитые на черной парче неба. Проснулся Веерховен оттого, что прекратился постоянный шорох воды под днищем. Парусник остановился. Штиль.

Веерховен откинул одеяло и сел.

Воздух был прохладен, влажен и остро пах морем и сырой рыбой. Рыбой пропах сам парусник.

Тарарафе дремал, прислонившись спиной к носовой банке. Когда Веерховен зашевелился, африканец открыл глаза… И пелена, сеть, опутавшая сознание Тарарафе с того мига, когда его коснулась воля Того-Кто-Пришел, — разорвалась.

Тарарафе заскрипел зубами. Он вспомнил, что бросил Рангно одного, там, на проклятом острове!