Паника

Несколько часов назад АНК был чуть разочарован тем, что брат, по наущению его похожей на недозрелый колючий плод подруги, не пожелал провести ночь рядом. Теперь же АНК был рад этому. Жаждущих Древних нелегко удержать, если Дающий Семя — в нескольких шагах. Теперь же Рохан достаточно далеко. И в месте, которое Дети Дыма считают укрытием по наивности своей и которое является таковым — потому что Тот-Кто-Пришел хранит их. Они спят, а сила АНКА делает свою работу. Когда семена прорастут, брат освободится от ложных чар. Освободится, чтобы принять Дар Того-Кто-Пришел. Может быть, это случится не скоро. Но АНК не спешит. Как не спешит он соединить Имена! Быть может, для Госпожи он — один из многих. Быть может, ОНА даже не считает его лучшим из Тех-Кто-Приходил. Но АНК знает: он — лучший! И он соединит Имена. Когда наступит время. АНК знает, что ОНА жаждет и страшится. Как эти Древние. И АНК умеет повелевать. Собой. Временем. Жаждущими. Ужас — одно из его имен. Ужас! И даже Госпожа понимает: АНК может отнять все!

— Хорошо! — промолвил Тот-Кто-Пришел, слегка касаясь пальцами пушистого затылка Древней. — Я прощаю вас. И утолю вашу жажду. Но сейчас — ждите! Мне следует закончить начатое!

И, оттолкнув ногой голову Рожденной-В-Радость, закрыл глаза, отрешившись от существующего времени.

Древняя поднялась и присоединилась к своим сестрам. Желание, переполнявшее их, заставляло каждую страдать вдвойне. Своей болью и болью томящихся подруг. Но ни одна не посмела разбудить недовольство. И ни одна не рискнула отойти, чтобы окунуть в воду разгоряченное тело. Повелитель сказал: ждите! И все пятеро застыли в готовности, как белые безмолвные статуи, озаренные бледным светом луны. Только тяжелые груди поднимались от частого дыхания, и сильный возбуждающий запах волнами распространялся вокруг.

АНК вспоминал…

…Жар земли, ищущие пальцы Тьмы, поднимались из жидкого дымного нутра, тянулись ввысь к взывающему сыну Древней.

— АНЭ! — третий раз выкрикнул АНК. И, вскинув огромные руки: — О! ТЫ!

И уронил их, согнувшись пополам, резко, будто переломился…

Руки Тьмы почти коснулись его крохотных рук, когда палец Бога-Солнца воткнулся в затылок АНКА, испепелив выступающий шип его костного гребня.

Рот-щель беззвучно распахнулся, огненный Палец вышел из него и ушел туда, вниз, в дымную глубину кратера, унося прямо в гнездилище Тьмы огненное естество самого АНКА. Лишь пустая оболочка, мертвая застывшая скорлупа, осталась на вершине горы. Твердая как камень, подобная камню, она наконец стала камнем.

А Палец Бога-Солнца уже вбуравился в плоть Земли, раздвигая ее, как Имя АНКА должно было раздвинуть, разорвать — и соединить Имя той, с кем он был разлучен тысячи дет назад. Солнечный жар должен был дать ему силу сотворить это. Но АНК не выдержал. Собственная боль, боль Земли, боль Великой Госпожи жизни обратили волю АНКА в агонизирующий вихрь. И Палец, Палец Смеющегося Бога погружался все глубже и глубже, разрывы не только подвижный покров Силы, но и само вещество, смешивая его с нежной сущностью АНКА, смешивая с божественным беспощадным равнодушием.

АНК еще чувствовал, как мечется Госпожа, как силится избавить себя от стрелы Смеющегося Бога. Уж не до АНКА, не до Слияния ей…

С утробным гулом вздрогнула гора. Тело-скорлупа, крохотная песчинка над отверстым огненным чревом, качнулась и, сорвавшись, крутясь, полетела вниз, навстречу оглушительному свисту подземного газа, навстречу лопнувшей пленке засохшей лавы. И канула там, в единый миг обратившись в прах и пепел.

А отверстое жерло полыхнуло огнем, выплюнуло заряд раскаленных добела каменных глыб жадное небо. Черное облако пепла закрыло лик Бога-Солнца, спасая, освобождая истерзанную плоть Госпожи. И ушла ОНА вглубь, залечивать рану под нарастающие судороги земли. Вот уже край вершины рухнул внутрь и выплеснулся красным языком лавы. И еще одним. А раскаленное облако, застлавшее чудесную синь неба, медленно поползло в сторону моря. Медленно, но достаточно быстро, чтобы, обогнав пылающие реки, поджегшие лес и испепелившие виноградники вместе с возделывающими их, укрыть своей тенью плоские крыши храмов у подножия горы.

И наступила ночь.

Рохан был разбужен незадолго до расцвета. Разбужен прикосновением гладких рук, протиснувшихся между его спиной и ложем из мягкой, вкусно пахнущей травы. Ложем, которое он соорудил для себя и Фло под сенью толстой лохматой ветви, протянувшейся на добрых двадцать шагов от мощного ствола.

Рохан проснулся, когда эти руки уже подняли его и прижали к горячей упругой груди.

Рохан вскрикнул.

Это был непроизвольный возглас неожиданно разбуженного человека. Не потому, что он хотел позвать на помощь. От неожиданности.