Паника-upgrade. Брат Бога

Зеленая масса была никак не меньше двадцати метров в поперечнике. От центра ее расходились в стороны толстые «жгуты». Расходились и исчезали в глубине, причем свечение их под водой странным образом становилось ярче, чем на воздухе. Посередине же, примерно футах в тридцати от деревянного борта парусника, флюоресцирующая масса вспучивалась бугром высотой в половину мачты.

Внезапная догадка заставила внутренности Таррарафе сжаться. Это было не скопление водорослей или что-то подобное. Это – живое существо, животное…

За спиной масаи кто-то засопел. Белый. Значит, он не вывалился за борт, когда лодку едва не опрокинуло. Таррарафе не испытал того облегчения, какое почувствовал Веерховен, обнаружив, что масаи – здесь. Таррарафе не привык радоваться человеку, если человек не был его другом.

Что же перед ним? Гигантская медуза?

Таррарафе мысленно обратился к духам-покровителям…

Но духи молчали.

Масаи и не надеялся на ответ здесь, посреди океана.

Странная масса пришла в движение. Она поворачивалась.

Расходящаяся волна встряхнула парусник и поставила его кормой к непонятному существу. Край паруса закрыл масаи обзор. Он выпустил шкот и быстро пробежал несколько шагов к корме. Запах гнили бил в ноздри.

Белый опять оказался позади, дышал в затылок. Это отвлекало. Масаи хотел жестом приказать белому отойти, но тут произошло то, что заставило Таррарафе напрочь забыть о белом. Он увидел глаз.

Существо поворачивалось, поворачивался огромный бугор в центре. И на бугре этом вдруг появился глаз.

Огромный, багровый, несомненно видящий Таррарафе.

Страх заставил масаи оскалить зубы: сейчас произойдет!

– Кракен! – прошептал белый за спиной.

Белый узнал чудовище. И знал слово, которым белые называют этот Ужас. Белые знают много слов. Слов бесполезных, когда дело идет о жизни. И смерти. Таррарафе не знал имени чудовища. Но чудовище знало имя масаи. Оно явилось, чтобы забрать его с собой!

Второй глаз вспыхнул во тьме. Такой же багровый. Теперь оба глаза смотрели на Таррарафе. Так смотрит обезьяна. И человек.

Позади раздался щелчок. Потом еще один. Боковым зрением масаи увидел руку белого, держащую пистолет с длинным стволом. Белый пытался стрелять в Ужас.

Глупый белый!

– Ты пришел! – крикнул существу Таррарафе. – Возьми же меня!

Страх пропал. Масаи больше не боялся. Огромные, как луны, глаза уже овладели им. Они проникли внутрь, взяли мысли. Таррарафе понял: гигант следит за ним.

Масаи должен стать пищей чудовища. Таррарафе знал, кто отдал его морскому чудовищу. Но он не жалел о том, что развернул лодку. Лучше быть мертвым воином, чем живым трусом.

– Бери меня! – приказал он чудовищу.

Огромное, толщиной со ствол столетнего дерева щупальце поднялось из воды, потянулось к Таррарафе, шагнувшему навстречу. Масаи встал на краю палубного настила, слева от надстройки. Он смотрел на красные глаза и не видел, как щупальце поднялось над ним – выше верхушки мачты – и упало сверху.

Раздался треск дерева – рухнула кормовая надстройка. Лодка прыгнула, как испуганная зебра, но Таррарафе стоял, а щупальце застыло, повисло прямо перед ним. Масаи видел круглые темные присоски и что-то вроде когтя на конце щупальца. Мгновение – и конец этот толщиной с хобот слона обвился вокруг масаи.

Таррарафе не почувствовал боли. Ни в тот момент, когда чудовище схватило его, ни когда, взметнувшись вверх, щупальце перевернуло масаи головой вниз и раздробило затылок Таррарафе, ударив о корму парусника…

…Когда щупальце кракена с шумом

вырвалось из воды и потянулось к ним, Веерховен успел отскочить назад.

Но этот болван-негр остался на месте. Тварь схватила его и грохнула головой о борт так, что мозги брызнули наружу. Чудовище еще раз ударило мертвым телом – на сей раз по обломкам кормового навеса.

«Взбесившаяся тварь утопит лодку!» – пришла паническая мысль.

Сначала Веерховен решил затаиться: может, кракен сожрет негра и успокоится? Да и что такое человек для такой громадины!

«Ну, ладно, дрянь, – прошептал Рихард, – сейчас ты схлопочешь…»

Он швырнул на палубу бесполезный (как он мог забыть о фокусе желтокожего?) парабеллум. И бросился к противоположному борту. Трясущимися руками Веерховен откинул крышку ящика. Он дрожал. Но не от страха – от ярости.

Тварь снова грохнула по корме, палуба дернулась под ногами, и Веерховен упал, ударившись коленом.

– Ну, падаль, сейчас! – пообещал он, присоединяя магазины к обоим автоматам. – Ну, ладно, срань!

Уперев в правое плечо приклад «Калашникова», Веерховен прижался спиной к мачте, передвинул рычажок на непрерывный огонь, поймал прицелом багровый глаз кракена и нажал на спуск. Рихард трясся и орал, ствол прыгал из стороны в сторону, но он не отпускал крючка, пока все тридцать пуль не вошли в проклятую башку.

Он продолжал нажимать и после этого, не сразу сообразив, почему смолк грохот и автомат больше не дергается в руках.

С проклятьем Рихард отшвырнул автомат и поднял «Ингрем»…