Паника в Борках

M-lle Мари чувствует, как у нее начинает тревожно биться сердце. В душу ползет предчувствие беды. Тяжело дышет грудь. Бессильная, точно свинцом налитая рука не поднимается нажать кнопку звонка. Тревожные мысли бегут с неуловимой быстротой. Глаза открыты, мозг почти свеж, но тело сковано мертвенной неподвижностью, и в нем больно, неровно колотится сердце. Думается ей, что только оно и живет, а сама она уже ушла из неподвижного тела.

Белые розы пошатнулись перед ее глазами. Одна из них вытягивается выше и выше. Заколебалась в воздухе, принимая иную форму. Высоко вытянувшийся стебель оделся в тяжелую шуршащую ткань и поплыл по воздуху, волоча за собою длинный шлейф. Цветок превратился в женскую голову чудной красоты и идет, плывет к ней странная фигура. Слышится, как с тяжелым шелестом влетело в балконную дверь тело птицы или человека…

Зашевелились, запрыгали по полу невиданной формы уродцы; заколебался воздух от взмахов больших черных крыльев. Забилось готовое выпрыгнуть из груди сердце, округлились расширившиеся от страха глаза, но неподвижно непослушное тело. Вся прилетевшая нечисть толкается, спорит, пищит. Низко к полу гнутся нежные ветки пышных роз от тяжести прыгающих на них уродцев. С куста камелии, как огромные капли крови, падают, обрываясь, цветы.

Вот расшалившиеся ужасные гости подобрали упавшие цветы, в миг вскарабкались по спинке кровати и бросают ей в лицо красные гроздья.

Над нею распростерлись черные крылья и горят голодным взглядом зеленые глаза.

— Прочь!

Властной рукой отстраняет урода белая красавица; наклоняется над неподвижным от ужаса телом, холодными руками обвила его голову и жадно прильнула губами к шее. Нечувствительна тяжесть воздушного тела, — булавочным уколом показался жадный поцелуй, но задохнулась, захлебнулась страшным запахом тления мертвого тела.

…Крикнуть бы… нажать кнопку… Поздно.

Куда-то уходят из тела и силы, и жизнь… Закрылись глаза. Не боится, не видит, не чувствует.

Поднялась уплотнившаяся белая фигура, наклонилось зеленоглазое чудовище.

— Близок рассвет… нам пора, — прозвучал властный голос.

В тихой комнате благоухали розы; кровавые камелии улыбались близкому рассвету, на кружевном ложе покоилось юное, прекрасное, неподвижное тело.

На ступеньках часовни Иверской Богоматери сидят в тихой, предрассветной дремоте женские и мужские фигуры. Две-три на коленях припали к дверям часовни. Горяча их молитва в тишине и таинственном полумраке рассвета. Ждут удара к заутрене и с ним прихода монаха.

— Шу-у-у! — низко над головами богомольцев пролетела громадная летучая мышь.

— Кышь ты, окаянная, — отмахнулась от нее стоявшая на ступеньках старушка. — Ишь, погань, летает у самой святыни!

— Бу-у-м, — поплыл по Москве тягучий густой удар с высоты Ивана Великого. Подхватили у Спаса, Василия Блаженного и полился музыкальный перезвон «сорока соро-ков».

Встали и истово перекрестились ночные богомольцы.

Вскочила с постели Жюстин.

— Проспала закрыть окна и двери; разбудили, верно, mademoiselle. Ишь раззвонились, как сумасшедшие; праздник у них, что ли, какой-нибудь особенный!

Быстро закрыла балконную дверь; под ноги попались разбросанные цветы.

— Mademoiselle вставала ночью, — озабоченно подумала камеристка и, неслышно ступая, заглянула в спальню.

Медленно поднялись отяжелевшие веки артистки; с бескровных уст послышался хриплый шепот бреда:

— Сбросьте с постели уродцев… душит… запах тления…

Отдернула, почти оборвала тяжелую штору Жюстин и широко распахнула окно, впуская струю свежего воздуха.

— Что с вами? Кто напугал вас, mademoiselle? — бросилась она к умирающей.

— Белая женщина… зеленые глаза… черные крылья, — со страшным усилием прошептала Перье. По ней пробежала судорожная дрожь; тело вытянулось и замерло.

Глава XXV Загадка

С бешеной скоростью мчатся казенные автомобили из Борок в Москву. Сидящие в них хранят гробовое молчание. Непрерывно дают грозные сигналы шоферы. Далекие встречные спешат посторониться и долго потом недоуменно глядят вслед промчавшимся чудовищам. Полицейские автомобили многим знакомы, а полицеймейстера знают в Москве чуть ли не все поголовно.

— Что-то стряслось недоброе, Господи Батюшка, — качают головами ломовики. — Ишь их сколько поехало! Неспроста!

— Слышь, миллионщика-то Данилова убили, — сообщила возвращавшаяся из Борок молочница. По оживленному лицу видно, что бабенка рада-радехонька быть первой вестницей сенсационной новости.

Первая страшная весть поползла по городу.

Бешено мчавшиеся автомобили остановились у подъезда Национальной гостиницы. В широко распахнувшуюся дверь первым влетел еще на ходу спрыгнувший Зенин. Уж очень хотелось ему взглянуть на нетронутый еще посторонней рукой труп.

За ним, шагая через две ступеньки, бежал следователь. В конце коридора их встретило благоухание бесчисленного множества цветов. Дверь квартиры открыла услыхавшая шум шагов заплаканная Жюстина.

— Когда обнаружили убийство? — бросил на ходу Зорин.

— Да уж больше часа, как умерла mademoiselle; только мы сначала старались привести ее в чувство; не хотелось верить, что она умерла!