Рут фиксировала замок на своем велосипеде, когда подняла голову и увидела Морса, стоявшего у двери, и мать, сидевшую в коляске позади него.
– Привет, – сказал Морс. – Я сожалею, что не застал вас, но мы миленько побеседовали с вашей матерью. На самом деле я пришел спросить, не хотите ли вы куда-нибудь сходить со мной завтра вечером.
С ее бледным лицом и ее растрепанными волосами, она вдруг показалась ему очень заурядной, и Морсу стало интересно, почему она так сильно занимала его мысли.
– Это ваш день рождения, верно?
Она кивнула неопределенно. Она была озадачена, и на ее лице отразилась нерешительность.
– Все в порядке, – сказал Морс. – Ваша мать говорит, что так будет лучше для вас. На самом деле ей очень нравится эта идея, не так ли, миссис Роулинсон? (Один из трюков Морса.)
– Ну, я… но я хотела бы…
– Не возражай, Рути! Как говорит инспектор, я думаю, что так будет лучше для тебя.
– Я заеду за вами в семь, – сказал Морс.
Рут подобрала свою сумку, и постояла рядом с Морсом на пороге.
– Спасибо, мама. Это было очень мило с твоей стороны. Но – (обращаясь к Морсу) – Я сожалею. Я не могу принять ваше приглашение. Мне уже сделали другое предложение – кое-кто другой.
Жизнь была странной штукой. Несколько секунд назад она выглядела обычной женщиной; а теперь она оказалась призом, который просто выхватили из его рук, и для Морса на сутки вперед замаячили пустота и одиночество. То же самое произошло (если б только он знал), и для Рут.
Глава тринадцатая
– Какого черта
Две недели в Малаге, которые совпали с забастовкой испанского гостиничного персонала, не способствовали чувству юмора; и текущие дела, которые он охотно оставил (как всегда) после себя, никуда не делись. Но он хорошо знал Морса: они были старыми спарринг-партнерами.
– Испанские бордели все еще бойко функционируют?
– Я был с женой, откуда мне знать?
– Расскажите мне что-нибудь о деле Лоусона.
– Будь я проклят, если что-то скажу. Дело закрыто – и оно не имеет к вам никакого отношения.
– Как дела у детей?
– Неблагодарные маленькие засранцы. Больше их с собой не возьму.
– А дело Лоусона закрыто?
– Закрыто и гвоздями забито.
– Никакого вреда в простом…
– Я потерял ключ.
– Все дети неблагодарны.
– Мои особенно.
– Где материалы?
– Что вы хотите узнать?
– Кто убил Джозефса, для начала.
– Это сделал Лоусон.
Морс моргнул с некоторым удивлением:
– Вы имеете в виду, что?..
Белл кивнул.
– Нож, которым был убит Джозефс, принадлежал Лоусону. Женщина, которая убиралась у него, видела нож несколько раз на столе в доме священника.
– Но Лоусон был тогда далеко от Джозефса, – Морс остановился как вкопанный, а Белл продолжал.
– Джозефс был практически мертв, когда был зарезан: острое отравление морфием, который ему подложили, как говорится, на жертвеннике Господа. Что вы думаете об этом, Морс? Джозефс был церковным старостой, и он был всегда последним в алтарной цепочке, и он скончался с некоторыми довольно странными вещами в желудке, верно? Кажется довольно очевидным то, что…
Морс испытывал странное ощущение.
– …помыть посуду, вытереть ее начисто, и держать в шкафу до следующего раза. Легко! Доказательства? Их нет.
– Но как же Лоусон…
– Он стоит перед алтарем, ожидая окончания последнего гимна. Он знает, что Джозефс должен считать собранные деньги в ризнице, как он всегда делает, и Лоусон ожидает, что он будет лежать без сознания; мертвый, наверное, к настоящему времени. Но вдруг слышит крик Джозефса о помощи, и Лоусон летит по проходу в своей рясе…
– В облачении, – пробормотал Морс.
– …и он наклоняется над ним; он удерживает остальных – их было не так уж много, во всяком случае – подальше от ризницы, посылает за помощью, а затем, когда остается один, втыкает нож в спину Джозефса – просто чтобы убедиться.
– Я думал, что умыкнули деньги.
Белл кивнул.
– Был там на службе один из опустившихся бродяг: Лоусон помогал ему иногда – поместил его в церковный приют, отдал ему свои старые костюмы – такое дело. На самом деле, этот человек стоял на коленях рядом с Джозефсом во время причастия.
– Таким образом,
Белл покачал головой.
– Вы должны ходить в церковь хоть иногда, Морс. Если бы он сделал это, Лоусон был бы также отравлен, как и Джозефс, потому что священник должен допить то, что осталось после причастия. Вы знаете, я считаю, ваш мозг стареет.
– Кто-то все-таки зажал казну, – слабо возразил Морс.
– О да. И я уверен, что это был тот бродяга –
– Я думал, вы сказали, что Лоусон должен был хранить все в другом месте.
– Для начала, да. Он должен был.
Морс был далеко не убежден, но Белл поплыл счастливо дальше.