Панк

Самокопание вновь поглотило меня.
Гляжу в потолок, а на нем ни черта.
Вокруг меня проведена черта.
Иду в никуда, одинокий Адам.
Ева, изведав запретного плода кусочек греха,
Познала на опыте чувство стыда.
После чего была привита от него навсегда,
Оторвав от себя оба крыла.

Странник по пустыне брёл к заветным местам.

По горячим пескам.
Дороги не видно конца.
Не поддавался надежды глоток уставшим глазам.
Идти, не смотря назад, и веровать.
Быть не под, а над человеческой мерою.

Отдавай, говорит Акакий, мою шинель.

Ты отдай,
Но шинель сначала возьми да на себя примерь.

Встречают по доллару, провожают по рублю,

В параллельной вселенной Герасима утопила Му-Му.

Хочется крикнуть, Пронька, чая!

И всю ночь скрипеть пером, его мочаля.
Выводить как Сергей Есенин – 26
26 их было, 26.

Стукнул по столу,

Брякнули склянки.
Какой-то дурдом,
Четыре стенки.
Приложился лбом,
Приклонил коленки.
И вырос зелёный дуб.
Лукоморье – моя стоянка.

«Ты пошутила…»

Ты пошутила.
А вот и смех за экраном.
И я в такси утром ранним.
Ещё город спит под туманом.
Крадётся луч меж домами,
Заполненными именами.
Перебираю ногами.
Ищу святые Граали.
Их заполняю спиртами.
Загородившись стенами.
Я закрываюсь руками,
Всё проклиная словами.
Отверженный, …, вами.

«Здравствуйте каменные муравейники…»

Здравствуйте каменные муравейники,
Здравствуйте муравьи.
На мою рубаху налипли репейники,
Ноги завязли в грязи.
Я хочу бежать,
Но как будто во сне, не могу.
Судьбу ублажать,
Давать ей чак-чак и нугу.

Руки сложить на груди,

И если себе, то ладно.
Звезды мерцают вдали,
Ветер подул прохладный.

Добрый и честный ты,

Не добрый, не честный мир.
Я, как в марте коты,
Закачу на весь свет пир.

И нам говорят ха,

На то, что вокруг ху.
И требухой требуха
Погоняет опять требуху.

На ноги поднимусь, отряхнусь,

Представлю звуки моря.
Я никогда не возьмусь
За переписывание истории.

«Единственный зритель моих стихов – это моё же отражение в зеркале…»

Единственный зритель моих стихов – это моё же отражение в зеркале,
На фоне которого все полные залы меркнут.
Я пишу для себя, о себе, и потому это чистая правда.
Мне не кому врать, не зачем врать, ведь я прав, да?

«Ох, как на душе тошно стало…»

Ох, как на душе тошно стало.
Бесят люди, места, суматоха.
Нет радости и нет печали.
Хочется душу скинуть долой.
Однообразие достало.
Наверно, пора вернуться домой.

«Сидеть в комнате безвылазно…»