Панк-Рок: устная история

Гарри Бушелл был очень важным человеком. Он очень быстро вписался в тему. Гал вышел из той же среды, что и мы — стопроцентный рабочий класс. Он из Феррьер Эстетейт, что в Кидбруке, южный Лондон, одной из самых жутких дыр, которые только можно себе представить. Гал был простым парнем. Мы пришли к нему на встречу. Наверное, каждый день общаться с мидл-классовыми фальшивками не просто, и когда мы зашли к нему, для него это было словно глоток свежего воздуха. Мы сразу же нашли общий язык. Гал заслуживает наивысших оценок: он начал это движение с нуля и преобразил сцену. Элита его ненавидела за то, что он отстаивал, да и нас тоже, но я никогда не понимал почему.

Гарри Бушелл:

Я занимался Cockney Rejects, пока они не заключили сделку с EMI. Я думал, что смогу быть хорошим автором или рок-н-рольным менеджером, и предпочел писательство. Им нужен был кто-то крутой, кто мог бы их раскрутить, и Тони Гордон был отличной кандидатурой.

Мики Геггус:

Это был большой прорыв. Мы не могли поверить своей удаче: мы заключили сделку с EMI и получали 25 фунтов в неделю. Это было целое состояние! Джеффу тогда было всего лишь четырнадцать, и он еще учился в школе.[274] Ему пришлось попросить папу подписать контракт. Мы получили 500 фунтов в качестве бонуса. Джефф вернулся в школу (в которую он не ходил толком) и купил всей школе чипсов! (Смеется.)

Стив Кент:

Не могу описать тот юношеский восторг, ту анархию! Дело был не только в политике, ты просто выступал против правительства. Такие группы, как Crass, дали нам другой взгляд на вещи — их концерт всегда был событием. Стив Игнорэнт приходил со мной на концерты в шляпе. Панк уже разделился на фракции: были уличные панки, такие как мы, наверное, были сквоттеры вроде Crass, была тусовка The Fall, тусовка ранних Cure, «новые романтики», рокабилли, моды и фанаты ска.

Наша группа подружилась с Марком Бреннаном.[275] Мы назывались Blackouts, и у нас были свои фанаты. Хорошие были песни. Впоследствии менеджер Business с нами связался. У них была сделка с рекорд-лейблом, и им сказали: «Вам нужна команда сонграйтеров для записи следующего альбома». Нас втянули в работу с Майки Фитцом и создание новых Business.

Вся концепция Business заключалась в том, чтобы во главе группы панков стоял скинхед. Позднее я понял, что это был умный ход, рассчитанный на то, чтобы продавать больше пластинок как скинхедам, так и панкам — это называлось «сканк». Blitz создавались на той же основе.[276]

Все пошло просто отлично. Идея заключалась в том, чтобы не воевать друг с другом, а противостоять реальному врагу. Панки и скины были вместе на одной сцене — таким был посыл. Иногда это послание доходило до людей. Позднее мы играли со многими хардкор-группами, и там было большое разделение, и мы показали, что можно снова объединиться.[277]

Мики Фитц (The Business: вокал):

Мы начали именно из-за Sham. Когда я впервые услышал самые ранние вещи Sham, я подумал: «Мне нравится. Я тоже так могу». Оттуда мы и стартовали. Они задали скинам стандарты. К тому времени мы все стали скинами, скорее даже бутбоями — хулиганами. Наша аудитория по большей части состояла из скинов. Скины и панки дрались — Бог знает почему, но так и было. Именно поэтому у нас были такие вещи, как «Loud, Proud and Punk». Мы пытались объединить эти две тусовки.

Ноэл Мартин:

Гарри Бушелл сказал, что мы были вроде как предшественниками Oi. Лично я так не считаю, разве что мы были больше из рабочего класса. Тогда нас критиковали за аполитичность, но панк изначально был аполитичным. Мы выросли в районах Кингз Кросс и Холлуэй, мы из рабочего класса. Мы пели о том, что знали. Было в этом и немного политики, хотя мы и старались держаться от нее подальше, в отличие от некоторых Oi-групп, которым хотелось треснуть вас по голове. Мы пытались быть более интересными. Смысл можно найти во всем, если захотеть, хотя он может быть и не явным.

Менси:

Лично я не понимаю всех этих разговоров насчет второй волны. Там были хорошие группы. Я не очень понимал, что это такое. На мой взгляд, все это казалось местами движением ультраправых. Мне не нравилась эта эксклюзивность движения белого рабочего класса — лучше было бы это просто движение рабочего класса. Правые хватались за каждую группу, и в этом нет вины самой группы. Иногда они сильно запугивали людей, и группы боялись выступать против них. Я написал эту песню, «England», и ее постоянно понимают неверно. Иногда она вызывает у меня такие эмоции, что волосы на теле дыбом встают или мурашки по коже бегают — это самая странная вещь, которую я написал. Эту песню неверно интерпретировала пресса, разнеся ее в пух и прах. Думаю, я этого не заслужил.[278]

Йен Браун:

Я несколько раз выступал с Angelic Upstairs и тусовался с ними. Я видел, как они пинали по сцене свиную голову в полицейской каске во время песни «Liddle Towers», и мне показалось, что это очень круто.[279]